Уставившись в пол, Олтарос выругался, собираясь с силами, но затем рухнул как подкошенный. Шея его вытянулась как у черепахи, которую перевернули на спину.

– Умоляю, – крикнул он сдавленным голосом.

– Меня не нужно умолять, – сказал Сетенай с довольным видом. – Я знаю, что такое милосердие.

– Я не тебе, – огрызнулся Олтарос и обратил взгляд к камню. – Пожалуйста, умоляю…

Нет, ответила Сирена.

Они все услышали – скорее даже, почувствовали – ее отказ. Олтарос зарычал, приподнялся и метнул в Сетеная спрятанный в рукаве дротик. Но локоть скользнул по окровавленному полу, и он промахнулся: дротик ударился о землю с металлическим звоном, который отчетливо был слышен в тишине, повисшей в комнате после слов Сирены.

Ксорве посмотрела на Талассереса – тот скривил рот. Отвращение, решила она, или разочарование.

– Какая низость, – заметил Сетенай, подобрав дротик. Он уже начинал ощущать радость победы. В таком настроении он обычно проявлял милосердие, и Ксорве задумалась, пощадит ли он врага. Но Сетенай подошел к Олтаросу и прижал ботинок к его горлу. Олтарос судорожно вздохнул, дернулся и замер.

Так Белтандрос Сетенай вернулся в свой город – и так завершилось обучение Ксорве.

Пять лет спустя

Дарью Малкхая надел зимний плащ и теплые ботинки, пристегнул меч и вышел на край света.

Миновал полдень, и неяркое солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багряный цвет. Да и сам этот мир уже давно клонился к закату. Первым забылось имя: его народ вымер и унес с собой язык. Теперь отсюда уходил свет, и мир медленно замерзал.

Чудесно. Официальное название этому миру дали начальники Малкхаи в Имперском исследовательском управлении при Церкви Карсажа – Мир-Предтеч-Альфа-Двадцать-с-чем-то-там. Когда Малкхая впервые очутился здесь, он надеялся, что исследователи придумали для этого места прозвище – Снежок или Восточное Нигде, что-нибудь такое, но от этих фантазий он избавился очень скоро. В лагере жили только двое ученых, и никто из них не отличался легкомыслием.

Канва Шутмили у ворот уже начала осмотр внутреннего охранного периметра. Тот представлял собой ряд флажков и фонарей, подвешенных на частокол, окружавший лагерь. В алых лучах солнца ее белая мантия адепта смотрелась жутковато.

– Тебе не холодно? – спросил Малкхая. На ней было только легкое пальто, и она сняла перчатки.

Малкхая понимал, что Шутмили – прекрасно подготовленный и очень сильный адепт, который просто выглядит как обычная девушка двадцати двух лет, но это не мешало ему беспокоиться, что она одета не по погоде.

– Я привыкла, Страж, – ответила она, проводя голыми руками по веревке, которая очерчивала периметр. Флажки и фонари, по мнению Малкхаи, придавали пейзажу вид унылого праздника, но внутренний периметр был последним оплотом, защищающим их от всех опасностей умирающего мира.

Вообще-то официально последним оплотом считался сам Малкхая, единственный страж, но он надеялся, что периметр даст ему немного форы.

Вслед за Шутмили он обошел границу. Лагерь был построен на развалинах фермерского дома на утесе с видом на замерзшее озеро. Пару лет назад Исследовательское управление построило здесь сторожевую башню и домик, и снаружи они выглядели такими же суровыми и неуютными, как и окружающий пейзаж. Над башней развевалась Девятилепестковая роза Карсажа – вспышка бордового на фоне алого неба. Окна были темными: у Лагри Арицы был пунктик на тему сохранения масла, и он не давал зажигать лампы, пока снаружи не темнело полностью.

– Все в порядке, – сказала Шутмили, когда они снова дошли до ворот. Изо рта у нее поднимался пар.

– Ты не хочешь передохнуть минутку? – спросил Малкхая. Он знал, что магия изнуряет. Одной из его обязанностей было сохранять силы Шутмили.

Ее взгляд ничего не выражал.

– Я делаю это каждый вечер, Страж, – напомнила она. Малкхая пытался приучить ее обращаться к нему по имени – по прошествии нескольких месяцев даже Арица перестал называть его Стражем, – но формальности были ей куда ближе фамильярности.

– Мы можем взять «Расцвет» для осмотра внешнего периметра, – предложил он на всякий случай.

Им повезло, что им выдали катер. Обычно Исследовательское управление скупилось на такие вещи – возможно, Церковь в целом считала, что для человека важно ходить на своих двоих. Малкхая подозревал, что подобное везение как-то связано с тетей Шутмили. Теоретически адепт не мог иметь личных связей, но делить одну фамилию с инквизитором высокого ранга еще никому не вредило.

– Я предпочла бы прогуляться, – сказала она. – А то весь день взаперти.

Малкхая подумал, что если бы ему пришлось весь день просидеть за столом рядом с Арицей, расшифровывая надписи, он бы тоже захотел прогуляться.

Они добрались до внешнего периметра, который проходил вдоль берега замерзшего озера. Здесь под странным углом торчали какие-то развалины.

– Когда-то здесь был форт, – сказала Шутмили. – Предтечи сражались за это озеро.

– Правда? – переспросил Малкхая. Она так редко сама заводила разговор, что ему хотелось поддержать беседу, но он не знал как.

– Все они исчезли, – сказала она. – Властители и строители их крепостей.

Малкхая почти год провел в лагере, но до сих пор не понял, что же такого примечательного было в этом мире Предтеч. По данным Исследовательского управления, они были одними из предшественников современной карсажийской цивилизации, но ничто в этих руинах и курганах не казалось Малкхае знакомым. Предтечи построили множество гробниц и оставили на них кучу надписей, а затем просто вымерли – как и все в этом мире.

Из-за своего невежества он не мог понять того, о чем большую часть времени говорили Шутмили и Арица. Всю свою взрослую жизнь Малкхая был Стражем Церкви – он давно работал в Исследовательском управлении, но никогда не задумывался о том, над чем работают его подопечные. Его задача заключалась в том, чтобы обеспечивать их безопасность, а не размышлять об утраченных городах Предтеч. Но обычно у него в напарниках был как минимум еще один Страж. Теперь уже много месяцев рядом не было никого, кроме Арицы и Шутмили, и ему часто казалось, что он присматривает за двумя капризными детьми, а иногда даже – что он сам еще один капризный ребенок.