Став к этому времени членом команды Рузвельта и сторонником «Нового курса», убеждаясь в необходимости отказа от «чистых» либертарианских догматов о полном невмешательстве государства в экономику, осознавая необходимость введения административного регулирования хозяйственной жизни, Кеннеди-старший полагал, что некие рецепты государственного управления могут быть заимствованы из социалистического арсенала, что знания и методы анализа, почерпнутые у Ласки, пригодятся сыну (или сыновьям) в будущей государственной деятельности.

Именитому профессору понравился восемнадцатилетний Джозеф. Его еженедельные рефераты, выступления на семинарах были наивными. Но иного ожидать было невозможно, и Ласки это отлично понимал. Работы Джо несли на себе следы аналитической деятельности начинающего исследователя, свидетельствовали, по воспоминаниям Ласки, о первых шагах «в открытии очарования мысли». «Он был настроен на политическую карьеру, — продолжал профессор. — Он часто сидел в моем кабинете и отвечал магической улыбкой, которой просто невозможно было противостоять, на разные поддразнивания по поводу его решимости стать не кем иным, как президентом Соединенных Штатов».

Летом 1934 года профессор взял Джозефа с собой в СССР, который он посетил и для ознакомления с советской действительностью, и для проверки собственных представлений о «реальном социализме». В нашем распоряжении нет сведений, какое впечатление произвела на Джозефа Москва, в какой степени он смог составить собственное представление о системе зрелого тоталитаризма, уже построенного в СССР взамен обещанного социалистического рая. По всей видимости, его взгляды формировались под влиянием концепций учителя.

В своей книге «Грамматика политики» (1925) и других трудах 1920-х — начала 1930-х годов Ласки проявил себя как крупнейший теоретик демократического социализма. Он рассматривал социализм не только как цель, но и как постепенно развивавшийся прогресс, полагал, что преобразование общества будет происходить через нравственное совершенствование человека и примирение классов в ходе постепенных реформ. Ласки защищал право индивидуума на свободу мысли и слова.

В 1930-х годах он стал пессимистически относиться к возможности достижения социализма демократическим путем, в книге «Демократия в кризисе» утверждал, что даже в Англии насилие будет сопровождать переход от капитализма к социализму. Это, однако, привело не к тому, что он стал отстаивать насильственный путь, а лишь к постепенному, но всё более глубокому отходу от восприятия конечной цели, к отказу от утопических социалистических воззрений и переходу на путь социального реформаторства в рамках рыночной экономики и конкуренции. Именно такие социальные взгляды и воспринимал у своего учителя Джозеф, перерабатывая их, однако, в критическом духе.

Можно не сомневаться, что посещение СССР еще более углубило эту систему взглядов британского лейбориста, что он не оказался в числе высоколобых слуг Сталина, подобно своим соотечественникам, известным лейбористам, супругам Сиднею и Беатрис Вебб или немецкому писателю Лиону Фейхтвангеру. Пребывание в СССР, видимо, убедило Джо Кеннеди в неприемлемости социалистических идей для его страны, эти мысли он затем внушал и младшему брату.

При всем почтении к Ласки, которое проявил Джозеф, год пребывания в Лондоне не оказал существенного влияния на его политические взгляды, которые оставались неопределенными и скорее консервативными, хотя, подобно отцу, он стремился в будущей карьере проявить здоровый прагматизм. В то же время Джо значительно расширил свои социально-экономические знания, научился аргументированно полемизировать, подвергать сомнению концепции общественного развития, даже если они были закреплены в лекциях и трудах авторитетных социологов вроде его учителя.

Впрочем, сам Ласки не навязывал ученикам социалистических взглядов. Он говорил, что, несмотря на характер своих теоретических позиций, рекомендует студентам читать книги авторов, имеющих противоположные взгляды, в качестве «противоядия моей позиции». «Если вы не согласны со мной, приходите ко мне в кабинет и объясните, в чем я не прав».

Проведя год в Лондоне, Джо возвратился на родину и поступил в Гарвардский университет, став юношей с независимым характером и стремлением отстаивать свое мнение перед любой аудиторией, включая собственного отца. Между ними часто вспыхивали жаркие споры. При этом Джон, как правило, поддерживал старшего брата, постепенно также вовлекаясь в политические дебаты. Бывали случаи, когда дискуссия доходила до такого ожесточения, что отец или сын в негодовании уходили из комнаты. Встревоженная тем, что покой в семействе стал нарушаться, Роза как-то выразила свою обеспокоенность мужу. «Я смогу за себя постоять, — ответил он. — Важно, что они дерутся вместе».

Джон, как и прежде, следовал по стопам старшего брата. В 1935 году он также поехал в Лондонскую школу экономики. Но учиться в ней ему не довелось. Точнее говоря, проучился он здесь примерно неделю. Позже, чтобы во время политической карьеры подчеркнуть свою образованность, Джон упоминал, что учился в школе профессора Ласки то ли три, то ли шесть месяцев. И только после того, как в печати появились сведения, что в действительности произошло с ним в Лондоне, кандидат в президенты перестал повторять явную неправду, признался, что фактически у английского профессора не учился.

То ли еще на родине, то ли в дороге Джон почувствовал себя плохо, а через десять дней после приезда в британскую столицу был госпитализирован с диагнозом — желтуха (так тогда именовали инфекционный гепатит). После нескольких недель пребывания в больнице он отправился на родину, придя в себя, осенью того же года начал учиться в Принстонском университете, но вскоре, под влиянием отца и старшего брата, решил перейти в их альма-матер — Гарвардский университет.

Впрочем, уход из Принстона был в значительной степени связан и с состоянием здоровья — частые болезни заставляли быть поближе к Бостону, где прекрасно знали семью, где у отца были хорошие знакомые среди видных медиков, да и вообще атмосфера родного города помогала улучшению самочувствия.

Еще в детские годы пристрастившись к чтению (этому, повторим, безусловно, способствовали частые болезни, когда пребывание в постели скрашивала книга), Джон не расставался с художественной литературой и с изданиями по гуманитарным дисциплинам и в студенческие годы. У него выработался навык исключительно быстрого чтения, причем он превосходно усваивал материал, мог цитировать наизусть целые страницы. А через годы, вспоминая давным-давно прочитанную книгу, он легко пересказывал ее содержание, называл имена действующих лиц, даты, повторял подробности сюжета.

В юношеские годы Джон полюбил поэзию, причем его особенно привлекали драматические и даже трагические стихи, в которых он видел какое-то предостережение для тех, кто радуется жизненным благам. Он запомнил стихотворение Алана Сигера «Свидание со смертью», которое позже нередко цитировал. Вот небольшой отрывок из этого произведения в оригинале и в русском переводе:

Некоторые авторы видят в стихотворении Сигера какой-то роковой смысл — предчувствие собственной гибели, но это нельзя оценить иначе как спекуляцию. Здесь была чистая случайность, точнее — будущий политик в юношеском возрасте, подобно массе сверстников, размышлял о смерти, но как о чем-то абстрактном, не имеющем к нему личного отношения. Кроме того, его пленяло звучание, мелодика произведения Сигера.