— Но… — Авилов осекся. — Откуда ей знать, взял или не взял? Тут лучше промолчать.

— Я тебя слушаю.

— Если Шишкин говорит, что я передал рукопись тебе, значит, он проследил всю цепочку. Гена донес или господин Спивак, неважно…

Наташка, что-то сообразив, хмыкнула.

— Что ты? — насторожился он. — Что я смешного сказал?

— Ничего. Я просто подумала, сколько народу попало под статью. Кто-то украл, кто-то содействовал, кто-то знал, где рукопись, но не сообщил, укрывательство. У тебя, насколько я понимаю, шантаж должностного лица и вымогательство.

Откуда она знает про шантаж? Где что просочилось? Или он сам чересчур откровенно говорил с ней в больнице?

— Почему? Спивака, тебя, Зосю никто не тронет. Попали Тамара с мужем, Гена и я.

— Еще не вечер.

— Не понял?

— Я говорю, что раз началась цепная реакция, то вряд ли все быстро закончится. Процесс стихийный, природный, не остановишь.

— Может, это… лучше не надо? — попросил он, как будто от Натальи что-то зависело. Не надо природных процессов, незачем. Он подумал о Нине, о себе, козле отпущения, которого Шишкин все равно зачислит в главные преступники.

— Ты так говоришь, потому что получил свое, — возразила Наталья. — Но я-то нет. Раз попали, нужно ситуацию использовать во благо.

— Но тут есть одна мелочь. То, что рукопись у тебя, недоказуемо, а то, что я держал ее в руках, доказывается в один прием.

— И?

— Ну, в общем… ты меня подставляешь.

Наташа торжественно уселась в кресло, удобно откинулась на спинку и глядела на него в задумчивости, держа паузу. Она переживала свой триумф. Авиловская судьба на данный момент была фантиком, с которой кошка могла поиграть, могла сжевать, могла не обратить внимания. Он замер, дожидаясь решения.

— Что ж тебе на это ответить, прямо даже не знаю. Есть какая-то народная песня, типа жестокого романса… Вспомнила. «Поедем, красотка, кататься…»

— Не слыхал.

— Ну как же? Он приглашает ее прокатиться под парусом, а она правит в открытое море. Он говорит, что в такую погоду это опасно… — Наталья надолго смокла.

— А она? — вежливо поинтересовался собеседник.

— Русских песен не знаешь…

— Но как Шишкин понял, что рукопись у тебя?

— Но ее у меня нет… Сама ищу. Шишкин, кстати, часто блефует. Не замечал? Одни догадки, а утверждает, что так оно и есть. Берет на пушку. Ничего, кроме подозрений, у него нет. Живи спокойно.

— И тебе того же.

Оба замолчали. Он ей не слишком поверил. Контроль над ситуацией Авилов потерял, как и над Натальей. Если рукопись у нее, она вольна поступить с ним по своему усмотрению. Он был и остается претендентом номер один, козлом отпущения. Все только и ждут, когда он оступится. А Наташа… Что ж, «прощенья, прощенья теперь проси не у меня…» Какова мера ее ненависти к нему? Полагаться теперь можно разве что на ее бесстрастность. Спасительное равнодушие.

— Ну что? — вдруг усмехнулась она. — Получаются стихи?

— Какие стихи?

— Ну ты ж стихи писать собирался!

— А, стихи! Недосуг.

— Пиши-пиши, — улыбнулась она. — Я помогу напечатать.

— Спасибо. Я как-нибудь сам. Пока.

Он вышел и принялся свистеть. Все оборвалась на нем, следователю это известно. Не нужно было трогать бумаги, гори они в Генином костре синим пламенем! Завтра с утра в кутузку. Где же рукопись, черт возьми? Или все-таки у Натальи, и она прикидывается?

Спустя пять минут после ухода Авилова в дверь постучали, и вошел Михал Михалыч Шишкин собственной персоной, немного смущенно помявшись на пороге.

— Мне, Наталья Юрьевна, простите, нужно поговорить с вами приватным случаем.

— Слушаю вас, Михал Михалыч. Садитесь. Могу угостить чаем. Кипятильник есть. Хотите ягоды в сахаре? Или конфеты? Может быть, орехов?

— Конфеты, — смущенно улыбнулся он. — Лучше конфеты и чай без сахара. — Наташа зажгла лампу, прикрыла окно и поставила греться воду в кувшине.

— Цветы… — произнес Шишкин. — Цветов у вас много. Даже черный георгин. На рынке купили?

— Да, — она, не смущаясь, глядела прямо в лицо.

— Вы простите, что я так прямо вломился. Я вроде по делу, а вроде бы просто поговорить….

Вид у следователя был смущенный.

— Тут какой-то случай особенный…. Не столько трудный, сколько запутанный…. У вас тут можно покурить?

— Да можно, наверное, — следователь достал пачку и тянул паузу из последних сил. — Не хотите? — предложил Наташе.

— Я не курю, — он положил пачку в карман. — Тогда и я не буду. Я так думаю, Наталья Юрьевна, что это господин Авилов завладел рукописью. Все указывает на него. А вы, как человек ему близкий, что про это думаете?

— Вполне возможно. — Наташа, закинув ногу на ногу, глядела не на следователя, а в окно.

— Может встать на старую дорожку?

— Ну, как сказать… Так-то рукопись вроде ему ни к чему, но он игрок. Азартный слишком. Если пошла масть — рискнет.

— Так ведь и рискнул, правильно вы рассудили, но рукописи-то нет. Даже если предъявить показания, он опытный, все проходил, не выйдет. Преступник здесь, рукопись где-то в другом месте. А надо, чтобы в одном.

— Ну, Михал Михалыч, — лукаво укорила Наташа, — какие же проблемы? Я думала, у милиции тут колебаний не бывает. Даже в кино сто раз показывали, как из таких положений выходят.

— Как? — Шишкин изумился.

— А то вы не знаете? Не лукавьте. Тогда подкидывают и все. — Наташа усмехнулась. — Если, конечно, ваше дело правое и стопроцентная уверенность. Не смотрите так, я ведь шучу.

— Так тоже, откуда ей взяться, стопроцентной уверенности? Сдается мне, что Нина… — он покосился на Наташу, — совсем не знает, с кем связалась. Больно доверчивая, а зря…

Собеседница его молчала, болтала тапком на большом пальце и глядела на букет ромашек, точно сказанное ее не касалось.

— Авилов говорил, будто вы курите. Вот эти сигареты.

Он показал пачку, она улыбнулась.

— Бросьте вы, Михал Михалыч. Не говорил он этого. Потому что я не курю.

Она легко поднялась с кресла, заварила чай и подала ароматную чашку.

— Вот ваши конфеты. Тут вечерами глаз сомкнуть невозможно, хочется гулять, смотреть на закаты. Тишина, только собаки лают. А почему тут собаки все белые? Белые-белые, с толстой шерстью и непуганые.

— А никто их не гоняет, не принято.

Шишкин быстро выпил горячий чай, положил конфету в карман и попрощался. Что он выяснил? Что вроде бы они поврозь. По словам судя. А верить Наталье нельзя, потому что врет. Врет про сигареты, это раз. И про георгин соврала, глазом не моргнув. Любовь Петровна, что этот черный георгин вывела, ни в жизнь его на рынок не понесет. Даже не срежет. Шишкин покачал головой. А если они сообщники, а Нина ему просто для отводу, то он их, сообщников, разделит!