Он мгновенно очутился возле нее, положил руки ей на плечи и повернул к себе.

– Не будь смешной, – сказал он твердо. – Тут что-то не так, и я хочу знать, что именно.

– Я… я просто сказала…

– Я помню, что ты сказала. Что уже поздно. Кончитта будет недоумевать, что мы не кажем наших лиц. И ты хочешь кофе.

– Это верно. – Потому что я люблю тебя, подумала она, потому что, если ты снова займешься сейчас со мной любовью, я останусь с тобой, пока не надоем тебе, и, когда ты бросишь меня, это разобьет мое сердце сильнее, чем оно разбито сейчас.

– Ну?

Она глубоко вздохнула.

– Я… я должна кое-что сказать тебе, Фрэнк.

Напряжение в его лице ослабло. Он улыбнулся, легонько взял ее лицо в ладони и поднял к себе.

– Хорошо. Потому что я тоже должен сказать тебе кое-что.

– Фрэнк, пожалуйста, ты должен выслушать меня.

– Ты не хочешь узнать, что я должен сказать тебе, Лайза?

– Ладно. Так что? – Она вздохнула.

– Вспомни, о чем мы говорили вчера вечером? О том, чтобы поехать в Чичен-Ицу? – Он нагнулся и поцеловал ее в висок.– Так вот, у меня есть идея получше. Давай вовсе не поедем туда. Вместо этого полетим в…

– Я не хочу ехать ни в Чичен-Ицу, ни в какое-либо другое место, – резко сказала она. – Вот что я пытаюсь сказать тебе. – Она перевела дыхание. – Я хочу уехать домой. Сегодня.

– Домой? – Он сдвинул брови. – Ты имеешь в виду обратно, в Сан-Франциско?

Она кивнула.

– Но я думал, что тебе понравился этот дом.

– Понравился. Я хочу сказать, что дом… – Она взглянула в его удивленное лицо. – Это не имеет никакого отношения к дому, Фрэнк. Я просто… хочу вернуться обратно к своей жизни.

Удивление на его лице сменилось растерянностью.

– Что это должно означать?

– Это означает только то, что я сказала. – Лайза провела кончиком языка по своим пересохшим губам. – Это было… это было мило, но…

– Мило? – Его рот скривился. – Это все, что ты можешь сказать о прошедшей ночи?

Она подумала о том, что ей хотелось сказать на самом деле – что это была ночь, которую она никогда не забудет, но осознание того, как она близка к этому немыслимому признанию, дало ей ту силу, которая позволила ей довести эту горестную сцену до конца.

– Послушай, я понимаю: возможно, ты думаешь, что мы можем протянуть так еще некоторое время, но…

– Но ты в этом не заинтересована! – Эти слова были произнесены ровно и холодно. – Ну, давай выплевывай все, что ты хочешь сказать.

– Я не заинтересована иметь с тобой связь, Фрэнк. Вот что я пытаюсь сказать.

– Я понимаю. – Он сосредоточенно взглянул на нее, потом на его лице мелькнула быстрая улыбка. – А не скажешь ли ты мне почему?

– А как ты думаешь почему?

– Но я хочу выслушать твои причины.

– Я не могу объяснить и себе самой…

– Да. – Когда его руки крепко обхватили ее, она охнула. – Да, именно не можешь. Ты была потрясающа в моих объятиях прошлой ночью, и если ты думаешь, что я собираюсь…

– Если ты думаешь, что я собираюсь оставаться здесь и… и выслушивать описание моего поведения в твоей постели… – Она замолчала, лицо ее горело, дыхание было прерывистым. Он невозможен. Невозможен! Она здесь, с ним, ее сердце разрывается, а он демонстрирует ей, что под внимательным, нежным, страстным мужчиной, каким он был прошлой ночью, скрывается эгоцентричный, самонадеянный негодяй, не желающий отпустить ее до тех пор, пока, черт возьми, ему хорошо с ней и он желает ее!

То, что от нее сейчас требуется, это сохранить спокойствие. Превратить все в конфронтацию не означает облегчить ситуацию.

– Фрэнк, – сказала она осторожно, – не надо придавать этому такого значения. Просто я не хочу продолжать это соглашение…

– И когда ты пришла к такому заключению?

Сегодня утром, подумала она. Как только осознала, что оставаться хотя бы еще на один день означает только продлевать страдания.

– Я не знаю точно.

– Ты не знаешь точно. – Его тон был зловеще спокойным. – Давай, Лайза, постарайся уточнить. Это произошло вчера вечером, когда ты пришла в мои объятия в саду? Или на рассвете, когда ты разбудила меня тем, что…

Она отшатнулась от него.

– Прекрати!

– Почему я должен прекратить?! – Фрэнк схватил ее и повернул к себе лицом. – Когда ты разбудила меня и заявила, что с тебя довольно этого соглашения? Ты ждешь, что я буду приветствовать это и скажу: позволь, Лайза, узнать, когда отправляется домой следующий самолет и…

– О господи! – Ее пылающее лицо было повернуто к нему. – Или ты, черт возьми, привык к тому, что все происходит так, как тебе хочется, и даже не представляешь, что женщина может сама подумать о себе или…

– И что же это? Порыв к женскому освобождению?

– Если тебе так угодно думать. Я не намерена защищать свое решение.

– А я говорю, черт возьми, ты мне все объяснишь!

Они в упор смотрели друг на друга, единственным звуком в комнате было их дыхание, и неожиданно Лайза почувствовала, что стены словно сомкнулись вокруг нее. Она должна вырваться из этого помещения, где еще сохранялся слабый запах их любви, должна увидеть что-то другое, кроме разгневанного лица Фрэнка и разбросанной постели за ним.

Она проглотила комок в горле и только тогда смогла произнести:

– Давай лучше продолжим эту дискуссию за завтраком.

– Это первая разумная вещь, которую ты сказала за все утро. – Он отпустил ее, повернулся и направился в ванную. – Я пойду приму душ.

Как только Лайза услышала шум льющейся воды, она сбросила халат, надела джинсы и блузку и вышла в атриум на яркое утреннее солнце.

Кончитта уже поставила серебряный кофейный сервиз на маленький столик возле бассейна. Лайза налила себе кофе и сразу выпила полчашки. Кофе должен прояснить ей голову. Она долила чашку и опустилась в кресло. Главное – не допустить, чтобы он вынудил ее защищаться.

Она подняла голову при звуке его быстрых шагов. Он выглядел посвежевшим в мятых хлопковых брюках и джинсовой рубашке, но за его расслабленной внешностью скрывался тлеющий гнев.

Ее сердце тревожно забилось. Она должна быть сильной.

– А теперь… – его слова прозвучали отрывисто, когда он вытащил кресло, перевернул его и оседлал, – что, черт возьми, означает вся эта болтовня, что ты не хочешь продолжать связь со мной?!

– Просто я так чувствую, – спокойно сказала она. – Я сожалею, если невольно подтолкнула тебя думать об этом как-то иначе.

– Вот как?