От изумления и возмущения Геро на какое-то время лишилась дара речи. Она взирала на Булиса и не узнавала его. Перед ней был человек, от которого так и веяло горделивым самодовольством. В каждом слове Булиса, в каждом его жесте и повороте головы чувствовалась надменность. Обычной замкнутой угрюмости в Булисе теперь не было и в помине. Даже доброжелательность Булиса и та была пропитана небрежной снисходительностью, с какой взрослые порой поучают детей. Это взбесило Геро, ибо в глубине души она по-прежнему считала Булиса недалеким и грубым существом, не способным тонко чувствовать. Не сдержавшись, Геро заметила Булису, что своей поездкой к персидскому царю он избавил Спарту от гнева богов, но тем не менее это деяние не наделило его бессмертием и не поставило вровень с богами.

— Незачем задирать нос, Булис, тем более что тебе это не идет, — сказала Геро, старательно сдерживая рвущееся наружу раздражение. — Будет лучше, если мы поладим с тобой и опять станем супружеской парой. Не забывай, что нас с тобой связывают трое детей.

После этих слов Геро вся доброжелательность в Булисе мигом испарилась, ее сменила неистовая озлобленность. Это была озлобленность человека, которому наступили на больную мозоль. Булис уже не разговаривал с Геро, он орал на нее, как на рабыню, уличенную в краже, изливал на нее ненависть и презрение, которые накопились в нем за годы несчастливой супружеской жизни. У Геро вспыхнули щеки, когда Булис назвал ее грязной потаскухой, родившей троих детей от разных мужчин.

Геро в ответ тоже принялась оскорблять Булиса в той манере, в какой она привыкла это делать, еще будучи его женой. Однако Булис не дал Геро выплеснуть весь запас оскорблений. Он сгреб ее в охапку и вышвырнул из дверей дома на пыльную улицу прямо под ноги случайным прохожим.

После случившегося Геро была готова возненавидеть Булиса, но, и объятая ненавистью, она по-прежнему желала заполучить его обратно в мужья. Это неистовое желание лишало Геро сна и покоя, ибо она узнала от доверенных лиц, что вокруг Булиса так и вьются вдовы и отцы дочерей на выданье. Геро стало известно, что Булис перебирает невест, подобно придирчивому покупателю на рынке. Геро страдала и от того, что ее беременность с каждым днем делалась все заметнее.

Геро стала выискивать способы, чтобы вызвать преждевременные роды. Она собиралась бороться за Булиса, а вынашивание младенца неизбежно должно было помешать ей в этом. Однако Феретиад зорко следил за женой и однажды дал ей понять, кто в доме хозяин. К Геро были приставлены немолодые служанки, которые не спускали с нее глаз. Встречаться с Булисом Геро было строго-настрого запрещено. Если Булис случайно попадался Геро на улице, то служанки тотчас набрасывали ей на голову покрывало, хватали ее за руки и силой волокли в ближайший переулок.

После долгих смотрин и раздумий Булис решил взять в жены Галантиду, дочь знатного спартанца Диакторида. Галантиде было всего семнадцать лет. Свадьбу было решено сыграть сразу по окончании выборов эфоров.

Перед самыми выборами Диакторид и его родня приложили немало усилий, чтобы настроить граждан голосовать за Булиса, который решил добиваться для себя кресла эфора. Булис тайком раздавал персидское золото тем людям, в поддержке которых он особенно нуждался. Никто из знатных спартанцев не отказывался от подарков Булиса. Когда начались выборы, то Булис набрал большее число голосов и стал первым в списке новой коллегии эфоров.

* * *

С возвращением из Азии Сперхия работа Ксанфа над картиной сильно замедлилась, поскольку Дафна стала редко приходить позировать, а когда все же приходила, то никак не могла войти в образ скорбящей Деметры.

— Это никуда не годится, клянусь Зевсом! — жаловался тегеец Леотихиду. — Теперь Дафну просто не узнать! Она вся светится от счастья! Я говорю ей, сделай печальное лицо, милая, ведь по сюжету Деметра скорбит о потерянной дочери. Дафна же отвечает, что не может заставить себя быть печальной, так как ее любимый муж снова с нею. Я просто не знаю, что делать.

— Дафну легко понять, друг мой, — улыбнулся Леотихид. — Любовь для нее, как крылья для птицы. Дафна лишилась этих крыльев, когда Сперхий отправился к персидскому царю. С возвращением мужа Дафна вновь обрела свои крылья. Дафне надо дать время, чтобы она в полной мере осознала свою радость, насладилась ласками вновь обретенного мужа. Пусть ее рвущиеся наружу чувства улягутся.

— Что в это время делать мне? — спросил Ксанф.

— А ты, дружище, приступай к работе над другой картиной, на которой пусть будет изображена Афродита, встречающая Адониса, вернувшегося к ней из Аидова царства, — сказал Леотихид. — Чем не сюжет?

— Ты предлагаешь мне писать Афродиту с той же Дафны? — удивился Ксанф.

— Разве Дафна не прекрасна лицом и телом? — Леотихид взглянул на живописца. — Разве в нынешнем своем настроении она не годится для образа радостной Афродиты?

— Если Дафне сменить прическу и снять одежды, то она, пожалуй, подойдет для образа Афродиты. — Ксанф задумчиво погладил пальцами свою небольшую бородку. — Но сюжет с Афродитой мне никто не заказывал.

— Друг мой, те же коринфяне с радостью купят у тебя эту картину, едва увидят обнаженную Дафну в образе Афродиты, — уверенно проговорил Леотихид. — У тебя же божественный талант! Если коринфяне не купят эту картину, тогда я сам ее куплю. Не беспокойся, в накладе ты не останешься.

Ксанф слегка смутился:

— Я и так живу в твоем доме, Леотихид. Питаюсь за твоим столом, твои слуги обслуживают меня… Я не могу злоупотреблять твоим гостеприимством.

— Пустяки! — Леотихид небрежно махнул рукой. — Ты же мой друг. Ты мне совсем не в тягость, поверь.

— Сюжет с Афродитой мне, пожалуй, интересен, — медленно промолвил Ксанф, как бы размышляя вслух. — Вот только где взять юношу, похожего на Адониса? Адонис ведь был неземной красоты!

— Есть у меня на примете такой юноша! — Леотихид ободряюще подмигнул живописцу. — Сегодня вечером я познакомлю тебя с ним.

* * *

Леарх не смог скрыть своего самодовольства, когда Леотихид, придя к нему домой, стал уговаривать его стать натурщиком для Ксанфа, замыслившего написать картину с сюжетом из мифа об Афродите и Адонисе.

— Афродитой будет Дафна, это уже решено, — молвил Леотихид, слегка косясь на Астидамию, по лицу которой было видно, что ей не очень-то нравится эта затея. — А из тебя, Леарх, получится вылитый Адонис. Это будет совершенно бесподобная картина! В своем роде гимн Красоте! Соглашайся, Леарх!

Леарх медлил с ответом, ожидая, что скажет его властная мать.

Астидамия недовольно проворчала:

— Этот тегейский живописец помешан на слезливых и любвеобильных сюжетах. Почему бы Ксанфу не изобразить моего сына на картине не женоподобным Адонисом, а, скажем, в образе Ареса или Ахилла?

— Что ж, это неплохая мысль! — воскликнул Леотихид. — Я обязательно предложу Ксанфу создать картину, на которой Леарх будет представлен в образе бога войны.