По приказу Ксеркса тело Леонида было распято на кресте, установленном возле дороги, по которой двигались несметные азиатские полчища, направляясь в Среднюю Грецию.

— Варвары проходили через Фермопилы три дня и три ночи, — молвил Тефис. — В течение этого времени подле креста с телом Леонида постоянно находилась стража. По ночам персы жгли костры. Я не мог подобраться к кресту. Когда войско Ксеркса углубилось в Фокиду, мне удалось снять с креста тело Леонида и похоронить его. Место погребения я запомнил.

Тефис описал Симониду место, где погребено тело Леонида, упомянув приметы, по которым можно отыскать могилу царя, обложенную грудой белых камней.

— Рядом я похоронил и Мегистия, — добавил Тефис. — Его могилу можно узнать по холмику из желтого ракушечника. Всех прочих спартанцев местные локры погребли в одной большой яме. Над этой могилой локры сложили небольшой курган из обломков известняка. Феспийцев тоже захоронили местные жители рядом с селением Альпены, у самого Восточного прохода.

Разморенный сытной трапезой, Тефис ушел спать. Завтра ему предстояло вновь двинуться в путь.

Симонид, взволнованный всем услышанным, до глубокой ночи не сомкнул глаз. Он бродил со светильником в руке по притихшему спящему дому, ведя мысленный диалог с самим собой.

«И все-таки предсказание Мегистия, некогда данное Леониду, сбылось, — размышлял Симонид. — Леонид, вне всякого сомнения, превзошел воинской славой своего старшего брата Клеомена и всех спартанских царей, правивших в Лакедемоне до него. Леонид не разбил войско Ксеркса, но он и не позволил варварам прорваться в Срединную Элладу в то время, когда эллины справляли Олимпийские игры. Это вполне можно назвать победой».

За всю свою жизнь Симонид несколько раз проезжал по дороге через Фермопилы, направляясь из Афин в Фессалию и обратно. Теперь он мысленным взором окидывал те места: морской залив, узкую береговую полосу и нависшие над ней высокие Каллидромские скалы… Отныне Фермопилы станут для греков синонимом доблести.

Симонид пытался представить могильные холмики защитников Фермопил, но у него перед глазами неизменно возникали лица Леонида, Мегистия, Сперхия, Агафона и других спартанцев. Лица этих мужественных людей запомнились Симониду в тот знойный августовский день, когда спартанский отряд после ночевки в Коринфе выступил в дальнейший путь к Фермопилам.

Образы царя Леонида и его соратников чередой проходили в цепкой памяти Симонида, когда он выводил острым стилем на восковой табличке надгробную эпитафию:

Утром, разбудив Тефиса, Симонид первым делом прочитал ему свое творение.

— Что скажешь, друг мой? Тебе нравится?

— По-моему, лучшей эпитафии нельзя придумать! — промолвил восхищенный Тефис.

— Возьми эту табличку с собой и покажи ее эфорам в Спарте, — сказал Симонид. — Но сначала пусть эту эпитафию оценят Горго, Клеомброт и все друзья Леонида. Их мнение очень важно для меня.

— Я уверен, эта эпитафия придется по душе всем лакедемонянам, — заверил поэта Тефис. — После победы над варварами спартанцы непременно выбьют эту надпись на надгробии павших воинов Леонида.

— Ты полагаешь, что полчища Ксеркса обязательно будут разбиты? — с надеждой в голосе проговорил Симонид. — На чем основана твоя уверенность, друг мой?

— Еще перед началом Олимпийских игр спартанцы получили оракул из Дельф об исходе войны с персами, — ответил Тефис. — Согласно этому оракулу, Лакедемон выстоит в борьбе с варварами, если один из спартанских царей примет смерть на поле сражения. Леонид знал об этом оракуле.

«Так вот почему эфоры дали Леониду так мало воинов! — с горестным прозрением подумал Симонид. — По сути дела, Леонид обрек себя на гибель ради спасения Спарты!»

Тревога, изводившая Симонида в последнее время, теперь вдруг отступила. Ей на смену в душе поэта поселилась уверенность, что нашествие персов в конце концов будет отражено. Как и все его современники, Симонид безоговорочно верил во всевидение бессмертных богов.

* * *

В начале осени произошло морское сражение у острова Саламин, завершившееся победой эллинского флота. В этом сражении особенно отличились афинские и эгинские корабли.

Утратив господство на море, Ксеркс уже не верил в скорую победу над Элладой. Оставив в Греции Мардония с лучшими отрядами продолжать войну, Ксеркс с остальным войском вернулся в Азию, где к тому времени уже вовсю полыхали восстания среди горных индийских племен. Неудачи Ксеркса в Европе придали смелости индам и арахотам, которые перестали платить налоги в казну персидского царя. Осмелели и азиатские скифы, возобновившие набеги на северо-восточные рубежи Ахеменидской державы.

Мардоний, после неудачных попыток поссорить афинян со спартанцами, вторично разорил Афины, уже опустошенные вторжением Ксеркса накануне Саламинской битвы. Мардоний отступил из гористой Аттики на Беотийскую равнину, удобную для действий персидской конницы. Возле города Платеи случилась решающая битва в этой войне. Общеэллинское войско, возглавляемое спартанцами, после продолжительных маневров сошлось наконец с персами лоб в лоб и одержало полную победу. На поле битвы осталось лежать двадцать тысяч варваров. Пал в этом сражении и Мардоний.

Это произошло в конце лета 479 года до нашей эры.

Изгнав персов из Эллады, спартанцы установили каменный монумент над прахом лакедемонян, павших в Фермопилах, выбив на нем стихи Симонида.

На месте захоронения Леонида был поставлен мраморный лев, на постаменте которого были начертаны строки, также сочиненные Симонидом: