Вряд ли правильно говорить, что действия оппозиционеров были «антипартийными», а организованная ими демонстрация «антисоветской». Это — штампы из партийного официоза более поздних лет. А тогда шла внутрипартийная борьба, направленная против сталинской генеральной линии. Другое дело, что в результате ее могла развалиться РКП(б) и пошатнуться советская власть.

Но для кого-то подобные доводы могут показаться неубедительными. Мол, даже если все было именно так (усомниться трудно, ибо мнение подтверждено фактами), то уж потом-то разве не началась вакханалия террора и насилия, кошмарным апофеозом которой стал роковой 1937 год?!

Что ж, тут есть о чем потолковать.

* * *

«Москва, 1937» — так называется книга Лиона Фейхтвангера. У нее подзаголовок: «Отчет о поездке для моих друзей». Она была издана сначала в Амстердаме и почти одновременно — в Москве.

Почему нам следует вспомнить об этой книге? Потому что именно 1937 год стал знаковым, нарицательным. Как обычно утверждают, он наиболее полно отразил все недостатки, все ужасы сталинизма.

Одни считают, что это явилось следствием отступления Сталина от мудрых ленинских заветов. Другие, наоборот, объявляют создание тоталитарного СССР, подавляющего свободу личности, результатом упорного сталинского курса по пути, указанному Лениным.

В этой связи полезно обратиться к свидетельству Фейхтвангера — крупного писателя и незаурядного мыслителя, посетившего нашу столицу в том самом году. Он внимательно приглядывался к новому плоховато устроенному быту, восхищался огромными достижениями, высокой культурой, целеустремленностью, оптимизмом, трудовым энтузиазмом советских людей…

Можно, конечно, припомнить, что годом раньше побывал в СССР Андре Жид, известный французский писатель. У него сложилось несколько иное впечатление от увиденного и услышанного. Сначала его отзыв был в общем благоприятным. Например, он писал:

«Дети во всех пионерских лагерях, которые я видел, красивы, сыты (кормят пять раз в день), хорошо ухожены, взлелеяны даже, веселы. Взгляд светлый, доверчивый. Смех простодушный и искренний…

Такое же выражение спокойного счастья мы часто видели и у взрослых, тоже красивых, сильных. «Парки культуры», где они собираются после работы по вечерам, — их несомненное достижение. И среди прочих — парки культуры Москвы.

Я часто туда ходил… Ступив за ворота, вы сразу оказываетесь в особом мире. Толпы молодежи, мужчин и женщин, повсюду серьезность, выражение спокойного достоинства. Ни малейшего намека на пошлость, глупый смех, вольную шутку, игривость или даже флирт. Повсюду чувствуется радостное возбуждение…»

Но чуть позже он опубликовал «Поправки» к этой книге. И тут он высказался иначе, словно одумавшись (или ему посоветовали одуматься?): «Быть невеселым — или, по крайней мере, не скрывать этого — чрезвычайно опасно. Россия не место для жалоб, для этого есть Сибирь». (Вот ведь как: и ходят с наклеенными улыбками, и Сибирь — не Россия.) «Лучшие исчезают, лучших убивают. Лучшие не в смысле физической производительности труда, а те, кто отличается от всех, выделяется из общей массы, сила и сплоченность которой в посредственности». (Так он переживал репрессии против троцкистов, по его мнению — лучших и умнейших.) «Сталин боится только тех, кто довольствуется малым, кто честен и неподкупен».

Общий вывод: «Из месяца в месяц положение в СССР ухудшается. Все больше и больше он отклоняется от того, чем, мы надеялись, он должен был бы быть».

Не станем разбираться, в чем Жид был прав, а в чем ошибался. Спору нет, далеко не все в СССР было прекрасно. Главное другое: общий его вывод, как мне кажется, был неверным. Это доказала дальнейшая история страны. А вот проницательность Фейхтвангера была убедительно подтверждена с тех пор по меньшей мере дважды: в 1945 году победой СССР в Великой Отечественной войне и в 1991 году полным поражением СССР в психологической войне с Западом.

О политических процессах 1937 года Фейхтвангер писал: «То, что акты вредительства были, не подлежит никакому сомнению. Многие, стоявшие раньше у власти — офицеры, промышленники, кулаки, — сумели окопаться на серьезных участках и занялись вредительством… Постепенно, однако, население охватил настоящий психоз вредительства…»

Это верно. Крупные кампании по борьбе с «врагами народа» (понятие, введенное, кажется, еще во времена императора Нерона) слишком часто — в разные времена и у различных народов — переходят в настоящие массовые психозы, омрачающие духовную жизнь общества. Проявляется пресловутое «стадное мышление», свойственное крупным коллективам. Так было, так есть, так будет. Вопрос — с какими целями, ради чего (или кого) используется эта особенность духовного бытия общества.

По словам Фейхтвангера, взгляды подавляющего большинства населения СССР сводились к трем пунктам: «…к общности мнений по вопросу об основных принципах коммунизма, к всеобщей любви к Советскому Союзу и к разделяемой всеми уверенности, что в недалеком будущем Советский Союз станет самой счастливой и самой сильной страной в мире.

Таким образом, прежде всего, господствует единое мнение насчет того, что лучше, когда средства производства являются не частной собственностью, а всенародным достоянием».

Опыт нашей истории доказал бесспорно: советские люди были совершенно правы. Через полвека грабительская «приватизация» национальных богатств, передача в частную собственность средств производства обернулась экономической катастрофой и социальными бедами для народа.

«Мне нравится наивное патриотическое тщеславие советских людей, — продолжал Фейхтвангер. — Молодой народ ценой неслыханных жертв создал нечто очень великое, и вот он стоит перед своим творением, сам, еще не совсем веря в него, радуется достигнутому».

Такой патриотизм укрепляет единство общества. Он не исключает критику, порой весьма важных персон, не исключает и крупных ошибок, но только не генеральной линии партии. В этом, подчеркивает Фейхтвангер, «отклонений не бывает, или если они существуют, то не осмеливаются открыто проявиться».

Безусловно, можно посетовать на подавление свободы личности, мнений и убеждений. Ведь для интеллектуала слишком часто бывает особенно важно высказать свою точку зрения, отличающую его от других, от массового сознания — как проявление сознания личного. Индивидуализм — вот знамя, под которым собираются интеллектуалы. Каждый из них стремится высказать всем свое мнение.

Такая позиция, с одной стороны, вполне оправданна. Ведь единицы, а не массы делают великие научные открытия, создают лучшие произведения литературы и искусства, изобретают нечто необыкновенное. Творчество — явление индивидуальное. Но, с другой стороны, понятие «генеральная линия» имеет в виду не одиночек, а общество как единое целое; все народное хозяйство, а не мелкие частные артели.

«В чем же состоит генеральная линия партии? — задается вопросом индивидуалист Фейхтвангер. И отвечает: — В том, что при проведении всех мероприятий она исходит из убеждения, что построение социализма в Советском Союзе на основных участках успешно завершено и что о поражении в грядущей войне не может быть и речи… Если сомнения в правильности генеральной линии еще имели какой-то смысл приблизительно до середины 1935 года, то после середины 1935 года они с такой очевидностью опровергнуты возрастающим процветанием страны и мощью Красной Армии, что «консенсус омнимум» (всеобщее признание) этого пункта равносильно всеобщему признанию здравого смысла».