Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, и пил, но названия не знал… так что это?
– Это кофе с виски и взбитыми сливками.
– Нет, не пробовал. Интересно!
– Я хочу штрудель, а ты?
– Я насчет сладкого не очень. А вот тут есть пирожки с мясом. Я тебя не шокирую, если их возьму?
– Нет. А знаешь, я лучше тоже возьму пирожки! Айриш с пирожками – это должно быть неплохо.
– А официантка не удивится?
– Да пусть удивляется! Знаешь, я была несколько лет назад в Амстердаме, жутко замерзла и зашла в кафе. Было часов одиннадцать утра. Я заказала айриш, так там такое было удивление!
– А с кем ты была в Амстердаме?
– С мужем.
– А!
Я видела, ему это было неприятно. Чудак!
Айриш ему очень понравился.
– Надо же… Здорово! А давай еще по стаканчику?
– Давай!
Мне так нравилось сидеть с ним тут, никуда не спешить, смотреть на него… Женщина за соседним столиком не сводила с него восхищенных глаз. А я заметила у него на груди крошки от пирожка. Протянула руку, чтобы смахнуть. Он поймал ее и прижал к сердцу.
– Ванечка…
Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.[2]
Он как-то даже испуганно выпустил мою руку.
– Что это? Стихи? Чьи?
– Пастернака.
– Правда? Как хорошо… Это про любовь, про нас?
– Конечно. Это про нас.
– А можно еще? Про нас?
– Извольте, мой генерал.
Мы охвачены тою же самою
Оробелою верностью тайне,
Как раскинувшийся панорамою
Петербург за Невою бескрайней.[3]
Он смотрел на меня, подперев рукой щеку, слегка затуманенным взглядом. Потом вдруг словно очнулся.
– Слышишь? Капель!
Эти ночи, эти дни и ночи!
Дробь капелей в середине дня.
Кровельных сосулек худосочье,
Ручейков бессонных болтовня![4]
– Это тоже Пастернак?
– Он самый!
– Ты столько стихов знаешь наизусть? Он твой любимый поэт?
– Пожалуй, да.
Когда мы вновь вышли на улицу, он взял меня под руку и еле слышно произнес:
– Как страшно!
– Страшно? Что, Ванечка?
– Мне даже сейчас, когда ты уже моя жена, страшно, что я мог тебя не встретить.
У меня комок подступил к горлу.
– А ты… ты сможешь… еще почитать мне стихи?
– Сейчас?
– Можно и сейчас. Хотя нет, еще горло застудишь, да и вообще… тут прохожие, а я хочу, чтобы это было только для меня.
А вечером мы чуть не поссорились. Я вышла из ванной комнаты в китайском халате на голое тело. Он уже лежал в постели.
– Это что? – спросил он.
– Что? – не поняла я.
– Это что? Платье?
– Нет. Это пеньюар. Красиво, правда?
– Он новый?
– Да, я не понимаю…
– Откуда он?
– Из Китая, а в чем дело?
– Он неприличный! И ты не будешь его носить.
– Вань, ты с ума не сошел? Я ж его только для тебя надела. О каких приличиях речь? По-моему, все, что мы с тобой делаем в постели, достаточно неприлично, но кого это касается?
Он вдруг вскочил, содрал с меня халат и разорвал пополам. Я опешила.
– Я чувствую, что за этим стоит какой-то мужик. Ты это носить не будешь. Не обсуждается!
– Какой мужик! Что за бред? Я купила это… для тебя!
– Врешь! Ты врешь! Я так тебя чувствую, что точно знаю… Все!
Он подобрал обрывки халата и вышвырнул в мусорную корзину.
– Инцидент исчерпан! Иди ко мне скорее и не злись! Впредь такие штуки будешь покупать вместе со мной, поняла?
Кто бы мог подумать! Я сделала вид, что сержусь.
– Ну не злись, прости. Ты это в Москве купила? Тогда нет проблем, вернемся и купим новый.
– Не получится!
– Почему?
– Потому что этот халат мне привез из Шанхая Егор!
– Какой еще Егор? Значит, я был прав? Кто такой этот Егор? – вне себя прошипел генерал.
– Егор мой друг, вернее, друг моего покойного мужа, он работает в Китае.
Я решила ничего не скрывать. Одно вранье непременно повлечет за собой другое. Не хочу!
– Ты с ним спала?
– Нет. Никогда.
– Тогда с какой стати он дарит тебе такие вещи?
– Да какие такие?
– Интимные!
– Да не интимные, а просто очень красивые! Имей в виду, Ваня, если ты еще раз распустишь руки…
Он побелел.
– Я тебя и пальцем не тронул!
– Но ты порвал на мне вещь. Ты же мог сказать нормально. Я бы сняла и кому-нибудь передарила, или сшила бы из этого смертельно красивую блузку…
– Да, наверное. Но у меня, понимаешь ли, очень быстрая реакция…
– И невероятная интуиция, надо отдать тебе должное.
– Это правда. Без хорошей интуиции классного летчика быть не может. И хорошо, что ты не стала врать дальше… Ладка, я же люблю тебя как ненормальный, ты мне всю душу наизнанку вывернула. Пойми, я теперь как будто в другом измерении живу, я еще не привык… Слушай, а ты и на этот случай знаешь стихи Пастернака?
– Знаю, мой генерал!
То в избытке счастья
Слезы в три ручья,
То душа во власти
Сна и забытья.[5]
– Еще!
Но сердца их бьются.
То она, то он
Силятся очнуться
И впадают в сон.
Сомкнутые веки.
Выси. Облака.
Воды. Броды. Реки.
Годы и века.[6]
– Ух ты! И опять про нас, да?
– Да.