Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Товарищ генерал, подъем!
– А? Что?
– Вставай, муж, а то жена сейчас сдохнет с голоду!
– А давай в номер все закажем!
– Нет! Там солнце, Ваня! Питер в солнечный день! Это сказка! Вставай, лежебока!
– Нет, иди ко мне!
– Даже не подумаю! Вставай!
– Ты изуверка! Тиранша!
– Да, я такая! Я хочу есть и гулять!
– Ох, грехи наши тяжкие!
– Единственная поблажка, которую я могу тебе сделать, – разрешаю не бриться.
Он посмотрел на меня с искренним изумлением.
– Нет, моя дорогая! Я всегда бреюсь, иначе чувствую себя неопрятным. Это не обсуждается!
– И в отпуске?
– Всегда!
– Поняла! И мне это нравится.
А ведь мне все в нем нравится. Но так ведь не бывает. Должны быть какие-то недостатки. Но какими они будут?
Через десять минут он был готов. Я никогда еще не видела его в джинсах. Тонкий шерстяной пуловер светло-синего цвета так красиво облегал его фигуру. Я в который раз залюбовалась им.
Мы спустились в ресторан.
Все было роскошно и очень вкусно.
– Как хорошо, что я бросил курить, – вдруг заявил он.
– Ты курил?
– Еще как! Но пять лет назад бросил. А теперь рад! Раньше сидел бы здесь и мучился, что за кофе без сигареты…
Мне пришла эсэмэска. От Пашки.
«Поздравляю с законным браком! Но это нечестно! Настоящие индейцы так не поступают!»
– Что там?
– Пашка поздравляет!
– Можно взглянуть?
– Конечно!
– Что-то я не понял насчет индейцев?
– Это из одной старой песенки. У нас с Пашкой это что-то вроде пароля или девиза.
– Скажи… я тут не должен ревновать?
– Ревновать? К Пашке? Ты с ума сошел! Это просто бред! – взвилась я.
– Ну все, все. Сморозил глупость. Скажи, а ты с сестрой помирилась?
– Нет. Но мама попробует с ней поговорить.
Евгения Петровна позвонила старшей дочери.
– Ксюня, ты сейчас не занята?
– А в чем дело? – не слишком радостно спросила Ксения Владимировна.
– Надо бы нам повидаться, я тут привезла тебе чудесные гранатовые сережки.
– Спасибо, конечно, но ты же будешь требовать, чтобы я простила Ладку, а я не могу!
– Ну, во-первых, я ничего требовать не собираюсь, но вы же всегда были такими дружными сестрами, это просто абсурд. Твоя любимая младшая сестра вышла замуж, она счастлива, а ты и знать об этом не хочешь!
– Да! Я не желаю об этом знать! Это, наконец, даже неприлично – выскакивать замуж меньше чем через полгода…
– Ксюня, побойся Бога! Ты же знаешь все обстоятельства. Могла бы порадоваться за сестру…
– Не хочу я за нее радоваться! У меня у самой в жизни радости не осталось. А я не мать Тереза!
– Позволь, почему это у тебя радости в жизни не осталось? А сын? У тебя чудесный сын! И муж хороший! И мать еще жива и более или менее здорова. Есть хорошая работа, копейки считать тебе не нужно. Что за повод для уныния? Уныние – тяжкий грех, между прочим! – рассердилась Евгения Петровна.
– Ах, мама, ты ничего не понимаешь!
– Боюсь, я понимаю слишком многое. Я никогда не поверю, что ты так озлобилась на весь мир из-за того, что твой сын не женился на зачем-то нужной тебе девчонке. За этим кроется что-то другое…
– Ничего не кроется, это всё выдумки нашего домашнего душеведа. А что касается мужа, то он… он явно смотрит на сторону, сын вообще от рук отбился… Мне впору в петлю лезть, а ты хочешь, чтобы я радовалась за эту…
– Знаешь, я бы еще могла понять, если бы Ладошка у тебя мужика отбила, но так… Больше всего это похоже на истерику климактерички! Сходи к врачу, пусть выпишет тебе успокоительное!
– Мама, как ты можешь!
– Могу! Я дам тебе один совет. Заведи себе молодого любовника, очень помогает в таких случаях.
– Мама! О чем ты говоришь! Я замужняя женщина!
– Значит, почаще спи с мужем!
– Он давно не спит со мной… – еле слышно проговорила Ксения Владимировна. – И слава Богу! Я люблю совсем другого человека.
– А он тебя любит?
– Мне кажется, да, но…
– Ну вот что, детка, приезжай сейчас ко мне, мы поговорим, ты все мне расскажешь, кому и рассказать, если не маме, правда?
– Да? Но ты обещаешь не рассказывать об этом Ладке?
– Обещаю, тем более что ей сейчас ни до кого.
– Нет, мама, я не поеду.
– Ну, хочешь, я к тебе приеду или посидим в каком-нибудь кафе?
– Нет. Я не хочу. Людям всегда интересно раскорябывать чужие болячки. А потом идут разговоры и…
– Чужие? – ахнула Евгения Петровна. – Твои болячки для меня чужие? Ты больна, моя девочка, в твоем возрасте такое бывает, но с этим нужно бороться!
– При чем тут мой возраст? – не своим голосом заорала Ксения Владимировна. – И у меня нет никакого климакса! Мне всего сорок шесть! И вообще, у тебя есть вторая дочь, она молодая, вышла замуж за душку-военного, вот и радуйся, а меня оставь в покое!
И она швырнула трубку.
Евгения Петровна попыталась перезвонить дочери, но та не брала трубку. И по мобильному тоже не отвечала.
Состояние старшей дочери не на шутку встревожило Евгению Петровну. Она растерялась. И позвонила зятю.
– Сережа, я сейчас говорила с Ксюшей…
– И вам показалось, что ей пора в дурку? – раздраженно бросил в ответ зять. – Так я с вами полностью согласен. Жить в доме стало немыслимо! Хотел сказать – попробуйте на нее повлиять, но понимаю, что именно это вы и пытались сделать.
– Да, но…
– Евгения Петровна, я к вам прекрасно отношусь, с вами у нас никаких недоразумений никогда не было… Можно я через полчасика к вам заеду? Не по телефону же это обсуждать. Простите меня за хамское начало разговора.
– Конечно, приезжай!
Господи, как мне сейчас не хватает Ладошки… Но хоть она там счастлива!
Погода для этого времени года в Питере была просто сказочной. Мы бродили по городу, шли куда глаза глядят. Говорили, молчали, опять говорили…
– Вань, я замерзла! Пошли кофе выпьем, согреемся?
– С радостью!
Мы зашли в первое попавшееся кафе.
– Я хочу айриш!
– А что это такое?
– Ты никогда не пил айриш?