– Я тоже люблю тебя, Эдди. Счастливого Рождества. – Она повернулась к Селесте, раскрывая объятия: – С Рождеством, дорогая.

– С Рождеством, Фиби. – Селеста слегка прикоснулась губами к щекам подруги, потом, поддавшись внезапному импульсу, крепко сжала ее в объятиях. – Спи спокойно.

Фиби направилась к лестнице, остановившись только раз, чтобы посмотреть на дочь: Адриенна стояла под ее портретом, портретом Фиби Спринг в расцвете молодости и красоты с ожерельем «Солнце и Луна» на шее.

– Как насчет того, чтобы выпить еще порцию эг-нога? – быстро спросила Адриенна.

Селеста схватила ее за руку, прежде чем она дотянулась до чаши для пунша.

– Сядь, детка. Со мной ты можешь не стараться выглядеть сильной.

Видеть это было мучительно, когда выдержка покидала Андриенну, ее самоконтроль рушился, рассыпался в прах. Едва мать ушла, ее самообладание растаяло, сменилось безнадежностью, и наконец она разрыдалась, закрыв лицо руками.

Не говоря ни слова, Селеста опустилась на диван с ней рядом. «Бывают моменты, – подумала она, – когда слезы помогают больше, чем слова ободрения или объятия».

– Не знаю, почему я реву.

– Потому что это лучше, чем кричать. – Селеста с нежностью погладила девушку по волосам. – Разреши, я приготовлю тебе чай.

Адриенна вытерла глаза.

– Со мной все в порядке. Правда.

Девушка откинулась на спинку дивана, стараясь расслабиться. Теперь она научилась усилием воли изгонять напряжение из своих рук и ног, из ума, из сердца.

– По правде говоря, у меня не слишком праздничное настроение.

– Хочешь поговорить по душам?

С закрытыми глазами Адриенна нашла руку Селесты.

– Что бы мы делали без тебя?

– В последнее время от меня мало проку. Театр отнимал у меня слишком много сил и энергии. Но вот теперь я свободна.

– Как тяжело это видеть. – Адриенна откинула голову назад. Она не подозревала, что слезы принесут ей облегчение, как хорошо, как приятно чувствовать эту пустоту внутри. – Я снова замечаю признаки рецидива. Мама опять уплывает в свой мир, убегает от меня. Я вижу, какие отчаянные усилия она прилагает, чтобы удержаться, но ей становится все хуже и хуже. Она уже несколько недель пытается справиться с депрессией, но у нее ничего не выходит.

– Она посещает доктора Шредера?

– Он снова хочет ее госпитализировать. – Адриенна нетерпеливо вскочила с дивана. Хватит ей жалеть себя. – Мы договорились отложить это до первого числа, потому что рождественские праздники всегда имели для мамы особое значение. Но на этот раз… – Не закончив фразы, она взглянула на портрет. – Я повезу ее туда послезавтра.

– Мне так жаль, Эдди.

– Она снова вспоминает о нем.

По тому, что голос Адриенны приобрел жесткость, Селеста поняла, что речь идет о ее отце.

– На прошлой неделе я дважды заставала ее в слезах. Она плакала из-за него. В тот день сиделка сказала мне, что мама спрашивала, когда придет Абду. Она хотела сделать к его приезду прическу, чтобы хорошо выглядеть.

Селеста прикусила язык и подавила ругательство.

– У нее в голове путаница.

Адриенна бросила на Селесту взгляд через плечо.

– Да, путаница. Уже долгие годы ей дают лекарства, чтобы она не падала духом или не парила слишком высоко. Бывали случаи, когда ее связывали и кормили через трубочку. Иногда у нее не было сил самой одеться, а случалось, что она готова была танцевать и прыгать до потолка. Почему все это с ней происходит? Из-за него. Все это из-за него. Клянусь, наступит день, когда он за все заплатит. За все то зло, которое причинил ей.

Холодная ненависть, прозвучавшая в голосе Адриенны, заставила Селесту подняться.

– Я понимаю твои чувства. Да, понимаю, – сказала она, увидев, что девушка качает головой. – Я тоже люблю Фиби, и мне больно видеть ее страдания. Но не стоит думать о мщении, это губительно для тебя, а ей все равно не поможет.

– Когда цель важна, все средства хороши, – произнесла Адриенна.

– Солнышко, меня пугает, когда ты так говоришь. Хотя Селесте неприятно было принимать сторону Абду, она считала, что так будет лучше для всех.

– Знаю, что он причина многих несчастий Фиби, но за последние несколько лет он все же позаботился о том, чтобы хватало денег на лечение и другие расходы.

Молча Адриенна снова повернулась к портрету. Пока еще не настало время сказать Селесте, что все это было ложью. Ложью, которую она сочинила для подруги матери. Фиби ни разу не получила от Абду ни цента. Когда-нибудь ей придется рассказать Селесте обо всем, но девушка полагала, что сейчас Селеста не могла бы вынести правды о происхождении денег.

– Есть только одно, что могло бы меня удовлетворить. – Адриенна стиснула руки, чтобы побороть внезапный озноб. – Однажды я пообещала маме, что она получит это ожерелье назад. Когда «Солнце и Луна» будет у меня, когда отец узнает, как я презираю его, только тогда мы будем квиты.

Тень сама гоняется за тенью.

Гомер

Чтобы изловить вора, натрави на него другого вора.

Томас Фуллер

Нью-Йорк, октябрь 1988

Руки в черных перчатках сжимали веревку с завязанными на ней узлами, поочередно перехватывая ее. Внизу, на расстоянии пятидесяти этажей, виднелись улицы Манхэттена, блестевшие от раннего утреннего дождя.

Весь фокус заключался в умении рассчитать время. Система сигнализации была сложной, очень сложной, но все-таки с ней можно было справиться. Не существовало абсолютно надежных систем сигнализации. Предварительная работа была проделана за несколько часов. Все расчеты сделаны на компьютере. Самой простой ее частью было выключение сигнала тревоги. Метод взлома определялся наличием сканирующих камер в коридорах. Пробираться в квартиру через обычный вход было по меньшей мере неразумно. Но всегда существовали другие пути проникновения, всегда существовали запасные варианты.

Сейчас дождь превратился в мелкую моросящую водяную пыль, а с ним вместе пришел холод, но зато прекратился ветер. Если бы он все еще продолжался, то фигурка, висевшая на веревке, уткнулась бы лицом в кирпичную стену здания. Уличные фонари отражались в лужах, преломляясь в виде жирных радужных кругов, и были очень далеко внизу, а звезды прятались за облаками. Но человек в черном не интересовался ни лужами, ни звездами. На лбу его выступил пот, но не от страха, а от предельной концентрации внимания. Фигурка соскользнула ниже еще на фут, на фоне высотного здания казалась черной точкой.

Улицы были почти пустынными. Иногда по ним проезжало в поисках пассажира одинокое такси или пьяный пешеход добирался сюда из менее богатого и престижного района. Нью-Йорк в четыре часа утра казался таинственным и загадочным. И никто не обращал внимания на одинокую фигурку в черном. Для вора же существовала единственная реальность – веревка, на которой он висел. Стоило только один раз промахнуться, выпустить веревку из рук, и страшная смерть была ему обеспечена.