Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Целую секунду над полем висела безмолвная тишина — а после яростный, торжествующий клич славянских воев раздался за моей спиной! Еще секундой спустя торжествующе улыбнулся и я, поверив, наконец, в победу — и ища глазами волхва в рядах эстов! Однако его я так и не увидел, более того: войско эстов неожиданно двинулось… В сторону леса! Не понимая что происходит, я замер на месте: был же хольмганг, был поединок, с условиями которого противник согласился! Я, правда, не столь наивен и допускал, что «восточные викинги» кинутся в атаку, даже если их поединщик потерпит поражение, однако эсты просто покидали поле несостоявшейся битвы на моих глазах…
Да, все это было как вчера. Поступок противника еще какое-то время оставался для меня загадкой, пока первые поселенцы не вернулись в городище с просьбой впустить их в оставленные ранее дома. Учитывая, что девять десятых вернувшихся были женщины с детьми, я не был против — все же вряд ли возможно получить удар в спину от баб… Так вот, они и поведали мне о причинах необычного поступка вражеского войска. Как оказалось, Перун был не просто знаменитым на весь остров поединщиком, он был воспитанным при капище «воином богов», наделенным «божественной силой». В предыдущей битве с нашей ратью он не принял участие, так как сраженный мной вождь в свое время здорово потеснил влияние волхвов, не желая делить с ними власть, его поддержали и другие ярлы «восточных викингов». А вот когда лучшие мужи эстов пали, тогда-то как раз и подняли голову волхвы, сумев объединить островитян под своим началом и приведя всех способных драться на поле боя. Верховный жрец обещал, что Перун покарает меня в поединке, коли тот состоится — а если нет, элитный боец язычников должен был повести людей в сечу… При этом все видели, как я перекрестился перед началом хольмганга, воткнув перед собой клинок — и невольно предав тому вид распятия! А вот результат состоявшейся схватки, должный убедить эстов Эйсюсла в безоговорочном авторитете волхвов, обернулся крахом надежд… Тому еще хватило влияния увести людей с поля, не дав выполнить условие хольмганга, но вскоре его слова окончательно обесценились, а воины разошлись…. Теперь же «восточные викинги» разобщены, уцелевших вождей тянет из одной стороны в другую — кто-то призывает признать меня конунгом, кто-то наоборот, жаждет мести, третьи сохраняют нейтралитет. И что самое удивительное, никто не держится за свой выбор до последнего — вожди меняют мнение под влиянием окружения, в переговорах… Зато волхвы растеряли большую часть собственного влияния, и нет более сильного лидера, способного объединить племя и привести его к единственному решению: принять меня или вновь попытать счастья в битве…
Что же, на сложившуюся ситуацию я мог повлиять лишь с помощью «профессионалов»! И потому я дал полную свободу действий священникам, до того удерживаемым мной в страхе, что обоих иноков и единственного иеромонаха язычники просто перебьют, как только те попытаются начать проповедь. Теперь же они открыто проповедовали Христа в срубленной на скорую руку в городище церквушке, а инок Петр и вовсе отправился в ближайшее «свободное» поселение эстов, рассказывать о Боге, коему молился варяжский вождь прежде, чем сразить берсерска-Перуна…
С тех пор утекло много воды. Стоит на левом мысу крепкая крепость, прозванная островитянами «Медвежьей берлогой». Медвежьей, потому как на моем стяге выткан медведь, а берлогой — из-за того, что всю осень мы строили ее, а зимой перевели в твердыню всю дружину… Ныне же два ряда двойного частокола, пространство внутри которого засыпано землей и камнем, защищают подступы к цитадели, отрезанной от суши двумя рвами (в конце ноября достаточно углубленными и заполненными водой). Цитадель имеет собственные ворота, и состоит из четырех прямоугольных казарм с односкатными крышами, внешняя стена которых представляет собой все тот же тын с боевой площадкой поверху. Внутри казарм так же располагается малая кузница, кожевенная мастерская, кухня. А во дворе «детинца» — колодец, небольшой выровненный «плац» и башня-«донжон», возвышающаяся над всей «берлогой». Причем на боевой площадке самой высокой в крепости башни расположена одна из пяти изготовленных за зиму баллист! Еще четыре распределены по широким боевым площадкам, расположенным на углах «детинца»-цитадели. Их огнем мы можем поражать и зашедшие в гавань драккары, и врага, подступившего с суши к внешнему обводу стен.
Ах да! Изогнутый полукольцом мыс ведь образует малую внутреннюю бухту — с суши ее защищают уже имеющиеся укрепления, а с моря она отгорожена от детинца еще одним рядом частокола, правда, уже однодревным, и вкопанным в землю под углом. Так будет сложнее за него прорваться снизу, от подошвы мыса… Хорошо бы сделать еще и насыпи-дамбы, поверху которых поставить тын — так, чтобы остался лишь единственный узкий проход в гавань, да пристрелять его из баллист. Но на последнее уже ни сил, ни времени нам не хватило… Пока не хватило.
А теперь вот Эйсюсла покидают две сотни новгородцев, в том числе и вои, вылечившихся после осенней сечи. Вместе со Сбыславом покидают… Как и обещал, я отдал им богатую добычу, захваченную в городище — действительно богатую: хватило и злата, и серебра, и драгоценных камней, и искусно выделанных мехов, и украшений, захваченных «восточными викингами» в их прошлых походах. Хватило и на богатую долю каждому дружиннику, и щедро расплатиться с долгами купцов-инвесторов и владыки Стефана (хотя последний не обговаривал необходимость возврата вложенных в поход средств, я все же желал бы расплатиться со всеми, кто мне помог). Деятельность проповедников привела к тому, что большинство вернувшихся жителей в захваченном городище приняли Христа, и к ним присоединились многие крещеные эсты! Однако основная масса островитян по-прежнему колеблется в отношении принятия меня и моей дружины. А теперь еще и новгородцы, сполна выполнившие условие договора, возвращались домой, ослабив мою рать если не вдвое, то в полтора раза точно… И какой будет реакция «восточных викингов», в какую сторону в очередной раз качнутся «весы» — одному Богу известно.
Вот я бы на их месте послал бы гонцов за помощью к куршам и эстам, населяющим побережье залива и устье Двины, да всем миром навалился бы на малую крепость! Правда, подобные твердыни им вряд ли еще доводилось брать, а более, чем двух с половиной сотен варягов и исландцев вполне достаточно, чтобы