Но на этом журналюги не остановились, потому что спустя три месяца после рождения Александры рядом с Царёвым появилась Инна. Новая жертва.

Богдан холодно игнорировал эти слухи, в суд не подавал и не разгромил конторки журналистов к чертям собачьим. Догадываюсь, так ему посоветовали юристы, потому что несведущим людям бесполезно доказывать. Общественность воспримет любые действия Царёва, как заметания следов.

Кажется, одна я, дура набитая, верила Богдану и всячески отстаивала его права среди своих знакомых.

- Да как ты смеешь? Пострадавшая сторона здесь, я, Богдан Александрович. Ты хоть представляешь что я пережила за те девять месяцев? Негодяй!..-хочу кричать без устали, но слова болью оседают в горле. – Я не знала, что Александра моя дочь… Почему вы с доктором выбрали меня? Я же не состояла в базе. Таисия Павловна сама пришла к нам в дом.

- Ну… - Богдан касается моей спины, поглаживает, - ты весьма симпатичная девушка. Натуральная. В тебе есть особый шарм. Согласись, всю беременность ты была, как на курорте плюс получила вознаграждение, достойное. Я считал тебя аферисткой и мошенницей, думал, что ты явилась ко мне ради шантажа. Специально устроилась нянькой. Извини, Валерия. Теперь все по-другому…

- Извини?! Папа, - оборачиваюсь к замершему отцу, - ты слышал, что он говорит? - Отец никак не реагирует и мне снова приходится отстаивать честь в одиночку. - Ты пошел против закона и бога Царёв, в котле плавиться будешь, - со слезами на глазах замахиваюсь, дабы ударить мужчину по лицу. – Я заберу у тебя дочку!

Дергаюсь, но пощечина не долетает до Богдана. Он перехватывает мое запястье и будто звереет. В его глазах вспыхивает пламя, бешеное, смертоносное. Царёв крепко сжимает мою руку, и склонятся слишком близко, рычит мне в губы:

- Попробуй.

Ох, как мне страшно. По телу прокатывается колкая дрожь, но я не собираюсь уступать:

- Суд встанет на защиту матери.

- Сначала докажи, что вообще была в этой клинике и рожала. Кто твои свидетели? Родственники?

Конечно, он все просчитал. Царёву следует лишь щелкнуть пальцем, как все документы непостижимым образом исчезнут из клиники.

- Я сделаю анализ ДНК.

- Сомневаюсь, что тест окажется в лаборатории достоверным и окажется ли вообще.

Накал и страсть между нами ползет до критической отметки. Когда речь заходит об Александре, в Богдана точно бес вселяется. Она очень дорога для него, сокровище. И я прекрасно понимаю его чувства.

От боли, которую причиняет мне Царёв, сжимая запястье, стискиваю зубы. Свободной рукой касаюсь его плеча и впиваюсь в кожу ногтями.

- Не запугивай, все будут кланяться перед тобой Богдан, но не я.

- Не боишься? Зря.

Мы смотрим друг другу в глаза неотрывно, кажется, если кто-то сейчас вздумает зажечь спичку, то все вокруг взорвется и останутся лишь руины. Царёв уже поделил меня на семь частей своим хладнокровным взглядом и каждую наказал по отдельности. С особыми ухищрениями.

Глубоко вдыхаю, чтобы высказать Богдану новую порцию гадости, а он готовый выслушать, второй рукой обхватывает меня за поясницу, рывком припечатывая к себе, опускает взгляд на мои губы быстро и незаметно облизывается. Наши тела непростительно близко и я чувствую, как бешеным ураганом колотится его сердце, ровно так же, как и мое…

- Ребятишки, а я не пoняла, - мы слышим голос мамы, - вы чего грызетесь как супруги, затеявшие ремонт?

Со скрипом диванным она поднимается и, шаркая по полу, идет к нам. Богдан из уважения к возрасту, уступает и освобождает меня от жарких и болезненных объятий. Недовольно прячет руки за спиной и с надменным величием взирает на маму.

- Ольга Ивановна, я не сторонник конфликтов, но ваша дочь не оставляет выбора.

- Золотой ты наш, - тянется к рассерженному Богдану, - говорю же, Лерка с ума сошла. – Поворачивается к отцу, - Миш, сходите, продышитесь на улочку, а мы с Лерой тут вас подождем.

Папа кивает, а я возмущенно скрещиваю руки на груди и все еще смотрю на Царёва, который терпеливо выполняет просьбу престарелой матери.

- Не споткнись, предатель! – адресую ему.

- Майская!

Я вижу, как напрягает кулаки Царёв, шатко балансируя на грани самоконтроля. К счастью, папа быстро уводит мужчину, и едва входная створка захлопывается, я сдираю с себя притворную маску воительницы и со слезами кидаюсь к маме.

Она знала, насколько мне было тяжело пойти на шаг суррогатного зачатия, она поддерживала и после родов, когда я убивалась в депрессии. Недаром существуют специально подобранные женщины, у которых уже есть свои дети. Подготовленные и морально устойчивые, а меня просто вышвырнуло на берег как рыбу после расставания с доченькой, и я еще долго не могла дышать.

- Ты, Лерочка, остынь, - гладит по волосам, будто маленькую, - подумай против кого войну затеваешь.

- Обманщика и гада…

Всхлипываю, а мама дергается, настороженно вертится и боится, что Царёв услышит.

- Но! Скажешь тоже… это на тюфяков ругаться можно и под каблук загонять, а Богдан Александрович – лев. С такими мужчинами нужно быть хитрой. От ласки они гибнут, а не от гневных речей.

Отстраняюсь, захлебываясь негодованием, шикаю:

- И ты его защищаешь?

- Я хочу на старости лет успеть понянчить внучку, не дуркуй! Что мы можем против Царёва? Да и … Лерка, приглянулась ты ему. Я это сразу заметила, когда Богдан только на порог ступил.

- Богдан лишил меня дочери.

- И еще раз лишит, да еще по голове стукнет. Царёв даст тебе намного больше, если мозги использовать начнешь. Уж поверь мне, я пожила и знаю.

- У него невеста.

Не унимаюсь, но для мамы, кажется, это не аргумент.

- Не стенка пододвинется. Ты у нас девка видная, пригожая. Улыбайся Царёву, поддакивай и тогда с ладошки его кормить будешь. Вот! Я все сказала!

В шоке хлопаю глазами, простите, но мама выдает и наповал меня сшибает. Утираю слезы и сопли, пока родительница капает для меня в стакан сердечные капли. Залпом выпиваю и прошу еще.

Через минут двадцать мама со всей строгостью щурится на меня, а я леденею. Дверь в квартиру снова распахивается. Я вижу спокойного как удава папу и все еще мрачного Царёва, улавливаю запах табака, всегда осуждала вредные привычки и Богдан, кстати, тоже. Мама притихла и радушно натягивает улыбку по своему же рецепту в укрощении львов.

Но Царёв ее будто не замечает, его внимание полностью принадлежит мне. Краснею, теряюсь, внутри еще царапает обида. Делаю глубокий вдох.

- Богдан Александрович, - несвойственным для себя голосом пищу, -простите. Я бы хотела попросить вас взять меня обратно на работу.