Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макс замотал головой в разные стороны, словно отгоняя наваждение.
Но этот взгляд, едва заметное дрожание губ, нервный вздох…
Она закрыла глаза, словно бы скрываясь от него. И прижала к себе плащ, вешая его на место… Мелочь, но… Не то, совсем не то…
Он просто сходит с ума. Сходит с ума, вот в чем дело.
Макс тяжело выдохнул и…
Тихие шаги, почти невесомые, легкие, как полет бабочки. Лена.
Несколько секунд… Макс почти не дышит… Боится даже шевельнуться…
— Привет… Это я.
Позвонила кому-то.
Макс замер и прислушался. Сердце мгновенно забилось сильнее и грохотало теперь тяжелыми ударами где-то в горле. В висках нестерпимо загудело, в глазах — только туман. Рука, сжимающая ручку двери, вспотела, ладонь скользит по металлу.
Макс сглотнул. Послышался Ленин голос.
— Я дома, да… Только что пришла из парка. Все хорошо, честно, — уверяет кого-то. — Я знаю, что он не хочет этого, — сожаление?! — Он запретил, да… Но я все равно… — обида, может быть?! Не разобрать. — Ты всегда так говоришь… Послушай, кое-что… случилось, — так, так… а это что такое?! — Нет, не по телефону… Давай встретимся? Когда тебе удобно?… Завтра? Хорошо. Давай в три. На нашем месте, да?… Хорошо, не буду. И я тебя люблю. До встречи.
Макс ощутил, как затрепетали его вены, нервно вбиваясь пульсом в его запястья глухими биениями. Дрожь прошлась по телу, обдавая ледяным холодом каждую клеточку тела. Что-то болезненно сжалось в груди, стискивая сердце невидимыми путами.
Он сделал нетвердый шаг назад, затем еще один. Тяжело вздохнул и облокотился спиной о стену, сжимая руки в кулаки. Закрыл глаза и до боли сжал зубы.
Он думал, что сошел с ума, несколько минут назад, но горько заблуждался.
Кажется, все его сумасшествие еще впереди.
С кем Лена разговаривала?! Где завтра с этим кем-то встречается?! И о чем хочет ему рассказать, черт побери?!
Иди, иди за мной — покорной
И верною моей рабой.
Александр Блок
Они встретились в стареньком кафе на окраине города.
Маленькое, уютное и недорогое, таких кафе по городу было немного, все стремились к роскоши и дороговизне, всеми способами желая указать на свое материальное состояние. Своей исключительностью и неповторимостью оно словно выделялось среди других. Здесь можно было заказать чашку чая с лимоном или крепкий черный кофе и, присев за небольшой столик в конце зала, беседовать о своих проблемах, обсуждать последние новости или просто делиться сплетнями, как в гостях у приятелей или друзей. Домашняя обстановка уюта и тепла способствовала тому, чтобы «раскрыть душу». Успокаивала и словно бы благословляла на откровение.
Может быть, поэтому для двух закадычных подруг это и было идеальным местом для частых встреч?
Может быть, поэтому вместо лавочки в парке, где они часто гуляли вместе, иногда молча, просто наслаждаясь свежестью и легкостью воздуха, Лена и выбрала именно это кафе?
Потому что нужно было поговорить. Не пытаться спрятаться от проблем, которых в ее жизни, казалось, все прибавлялось, не молчать, вдыхая ароматы листвы и цветов, хотя молчание иногда спасало от слез, рвущихся из-под опущенных ресниц даже помимо воли, и не стараться бесплотно уверять подругу вновь и вновь в том, что у нее все хорошо. Потому что на самом деле ничего хорошего не было. И хотя Аня ей никогда не верила, притворяться и лгать, Лена не желала.
Нужно было найти место, где не пришлось бы лгать и притворяться. Где можно было бы «излить душу» и во всем признаться. И хотя парк по ряду причин был идеальным для этого местом, подруги встретились в стареньком кафе «Карамель» на окраине города.
Осень уже полностью вступила в свои права порывами ветра, косыми стрелами ледяных струй и слизкой противной слякотью. Дождевые капли настойчиво барабанили в окна, словно рвались в тепло и уют квартир и домов, и стуйками-змейками стекали по стеклу разнообразными узорами. Ветер, сильный и сырой, пробивался, казалось, под кожу, охватывая холодом каждую клеточку тела, вынуждая ее трепетать.
Прощальные дни бабьего лета прошли, уступая место осени, настойчивой хозяйке маскарада, которая правила балом серостью, слякотью и несбывшимися мечтами. Захватывая все в водоворот докучных серых дней, перетекающих из одной недели в другую, осень врывалась в золотистый мир бабьего лета, как на осажденную территорию, стремительно, почти молниеносно, захватывая город в свой туманный плен.
Осень для Лены всегда предвещала падение…
Серый и пасмурный день встретил ее проливным дождем, опрокинувшимся на охваченный сыростью город еще утром и холодными порывами промозглого ветра, от которого не спасало даже теплое пальто.
Выскакивая на улицу, она захватила с собой зонт, большой, белый, с тюльпанами, купленный несколько месяцев назад, но от ливня это ее все равно не спасло. Серая юбка выше колен промокла почти насквозь, как и телесного цвета колготки, сейчас прилипшие к телу и неприятно холодившие кожу, а черные батильоны на невысоком каблучке не спасли ее постоянно мерзнувшие ноги от холода, и Лена, вбегая в небольшое помещение кафе, чувствовала себя крайне раздавленной, поджимала пальцы на ногах и покусывала трясущиеся губы, стараясь не стучать зубами.
Наверное, следовало взять такси…
Лена поморщилась и чертыхнулась про себя.
Когда Макс увидит, что с ней приключилось, он взбесится не на шутку. Возможно, отправит ее к врачу…
Раньше он пенял бы на ее вечно мерзнувшие ноги, на которые тут же напялил бы две пары шерстяных носков, и теплом своего дыхания согревал бы ее холодные ладони, сжимая их в своих руках. И ругал бы ее за неосмотрительность, — ведь теперь она может заболеть!! Повышал бы на нее голос и, возможно, даже кричал, ласково называя лягушкой и сжимая в своих горячих объятьях. Потом приготовил бы чай с лимоном, а перед сном заставил бы ее выпить горячее молоко и напичкал его медом…
Раньше он заботился о ней… А сейчас…
Лена горько сглотнула, мотнула головой, на мгновение прикрывая глаза, словно отгораживаясь от воспоминаний и плохих мыслей, а потом быстрым взглядом окинула зал, разыскивая подругу.
Аня сидела за их столиком в конце зала и при виде Лены улыбнулась, призывая ее подойти к ней.
Расплываясь в ответ искренней светящейся улыбкой, Лена двинулась к подруге.
Интересно, куда же делось плохое настроение?…
В груди громко и настойчиво стучит сердце, Лена может даже посчитать его удары, не прикладывая к груди руки, но разве оттого оно так сильно бьется, что его сковали тиски боли и отчаяния?!
Неужели эта миниатюрная брюнетка с пронзительными, все понимающими серыми глазами способна украсть боль из ее души и хотя бы на время помочь ей забыть?!