А он — далеко не принц, и никогда не стремился стать им. И был далек от мысли, что когда-нибудь станет им для кого-то.

Покончить бы с этим. Раз и навсегда.

Чтобы не видеть ее, не встречать на улицах и не переходить на другую сторону при виде нее.

Он так и сделал. И честно старался забыть.

Не смог. Не удержался. Набрал ее номер, и чуть не умер от счастья, лишь услышав ее голос. Такой чистый, невинный голос, такой знакомый, такой близкий и родной… Уже — близкий и родной…

Что такого было в этой девятнадцатилетней девочке, что он, искушенный в любовных делах и почти полностью состоявшийся в жизни двадцатисемилетний мужчина, не мог оставить мысли о ней?…

Она как-то особенно улыбалась, искренне и без иронии или насмешки, лишь с невиданной радостью, таящейся в уголках губ?… Или смеялась по-другому, не так, как другие женщины, звонким хрустальным смехом колокольчика, словно бы оглушавшим его своей чистотой и легкостью?… Или ее глаза были такими завораживающе шоколадными, что словно бы опьянили его своей темнотой и глубиной, своим невинно порочным блеском и сладкими искрами сокрытого в карей бездне желания?… Или касания ее тонких пальчиков к его коже, вызывающей нервную дрожь во всем теле и холод вдоль позвоночника, были не такими, как у других женщин, которые касались его, не такими трепетно нежными, не такими невинно страстными, не такими сладкими… Не такими, как у нее.

И он почти сходил с ума. Безумствовал из-за того, что все его попытки забыть о ней, были ничтожными и мелочными, и всегда приравнивались к нулю. Мысли о ней никогда не отпускали его. И он знал, что стоит ему лишь снова увидеть ее, все начнется заново.

Те же бесконечные встречи. Те же неконтролируемые желания. Все те же звонки среди ночи в надежде услышать ее дыхание и сбивчивый родной голос. Все те же легкие, словно бы совершенные невзначай, касания, вызывающие трепет и дрожь во всем теле. Все те же слова… Все те же мысли… Все та же… ОНА.

Он пытался забыться в работе. Уезжал в другие города. Улетал из страны. Отключал телефон и обрывал связь с внешним миром. Не выходило…

Он пытался забыться в вине и женщинах. Ходил по клубам, напиваясь до потери сознания и надеясь найти там кого-нибудь, кто помог бы ему выкинуть из головы эту маленькую девочку, завладевшую его рассудком, засевшую внутри него занозой. Но всегда останавливался, ловя себя на мысли, что они все ему не подходят. Потому что они не такие, как она. У них все не такое, как у нее.

Они, просто-напросто, не она. Вот и весь секрет.

И не было на свете ни одной такой, как она.

И он почти ненавидел себя за то, что желает ее так сильно, как никого никогда в своей жизни не желал.

Почти ненавидел и ее тоже. За то, что она одним своим появлением перепутала все его карты. Смешала в кучу все его планы, записанные в книжке жизни, рассчитанные на годы вперед. Его планы были разрушены. Из-за нее. Такой беззащитной, трепетно нежной, гордой маленькой девочки с глазами ангела.

Его рвали на части противоречия и желания.

Неизбежность…

Две стихии схлестнулись в одну мощную неконтролируемую волну, сметающую все границы, которые когда-то были воздвигнуты им, все каноны и запреты, которые он сам же для себя и составил, все те уверения и предупреждения, которые настойчиво вязко шептал ему на ухо голос рассудка.

Он заглушил этот голос.

Послал к черту все правила и запреты.

Плюнул на все, что стояло между ним и его маленькой девочкой.

И… совершил самую непоправимую ошибку в своей жизни.

Он решил, что может построить что-то новое, не меняя своих прежних, уже устоявшихся норм, правил и порядков, выработанных им на протяжении лет. Решил, что сможет быть с той, что, несомненно, любила его, и не давать ей ничего взамен ее любви кроме своего решения остаться с ней. Требуя от нее что-то больше того, что она могла ему дать. И слепо веруя в то, что сможет оставаться с ней прежним, со своими планами и устоями, которые не собирался менять.

Он полагал, что сможет с этим жить. И он смог бы. Не подумал лишь о том, сможет ли так жить она.

Но все обернулось совсем не так, как думали они оба.

И все рухнуло в одночасье, не успев построиться.

В тот день, когда все должно было неисправимо измениться, он как всегда позвонил ей. Это уже стало входить у него в привычку.

Но сегодня он уже в пятый раз позвонил ей!

И вновь нарвался на раздражающий и режущий металлом по нервам голос автоответчика.

«Абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети». Какая избитая фраза!

Черт бы тебя побрал! Кого именно, Макс не знал, но ощущал в себе острую, жизненно необходимую потребность кого-нибудь побить. Просто так, не из-за чего-то, а потом, что руки так и чесались это сделать, и он едва сдерживался, чтобы не разнести в пух и прах все, что попадалось ему на глаза. Компьютер?! Да и черт с ним! Дорогой письменный стол?! Отправляйся туда же! Настольные часы, подаренные Петром на день рождения?! Купит себе новые! Хрустальная ваза, которую мама привезла специально для него из Венгрии?! Да и ладно, она ему все равно никогда не нравилась!

Макс резко развернулся, в сердцах отбросил телефон в сторону, словно бы на нем вымещая свою злость и раздражение, сжал руки в кулаки и плюхнулся в кресло, грубо и громко ругаясь на весь кабинет.

Ну, и черт с ним, если кто-то может его услышать! Плевать!

Его секретарша Марина уже давно перестала обращать внимание на него, своего полностью съехавшего с катушек шефа, когда в его жизни появилась Лена. Раньше она заходила в его кабинет, смотрела на него так, словно он только что сбежал из дурдома, и уходила, провожая его таким взглядом, словно бы боясь оставлять его одного. Иногда ему даже казалось, что она вот-вот готова позвонить в скорую. И задерживалась на работе даже дольше, чем от ее требовалось. И, конечно же, все не просто так, а из-за того, что он перестал быть похожим на самого себе! Сейчас уже ничего, привыкла. Даже заходила иногда к нему и приносила чай с мятой для «успокоения». Он обычно благодарил ее кивком головы и хмурым взглядом, брошенным из-под сведенных к переносице бровей. А она уходила, не проронив ни слова. Потому что, похоже, как и все, поняла, из-за кого ее шеф «слетел с катушек».

Макс вновь грубо выругался.

Сейчас, черт возьми, никакой чай с мятой не смог бы его успокоить!

Макс посмотрел на телефон, глаза сощурились в злом прищуре.

Еще немного и он потеряет контроль над собой!

Еще немного, и будет взрыв атомной бомбы!

Еще немного и…

В нетерпении Макс вскочил с кресла, отталкивая его в сторону, и стремительно подошел к окну, опуская кулаки на стену по обе стороны от себя. Сжал зубы и опустил голову вниз. Едва сдержался, чтобы не ударить в стену кулаками с размаху. Боль бы отрезвила его и привела в чувство, заставила бы не волноваться и не сходить с ума от неизвестности и глупого, почти бессмысленного ожидания, но…