В нашей семье старшие Аллилуевы прививали младшим самое почтительное отношение к любому труду, и особенно к людям — мастерам своего дела.

Я много раз наблюдал, если во двор нашего дома въезжала машина из Особого (кремлевского) гаража и во дворе в это время был Василий Сталин, он обязательно подходил к водителям, здоровался с ними, расспрашивал о житье-бытье. Многие водители знали Василия с детства, возили его отца, либо деда с бабушкой (у них было право вызова машины из Особого гаража). А простые люди — народ наблюдательный, уважительное отношение детей к людям труда запомнилось, да и к родителям повышалось доброе отношение, равно как и к их детям. Я думаю, что именно это обстоятельство помогло нам, младшим Аллилуевым, когда в конце 1947 — начале 1948 года на нашу семью и Павла обрушились новые беды. Ребята с "церковки" — рабочего района — нас всячески оберегали, не давали попасть в дурную компанию. Помню, был на "церковке" свой лидер по прозвищу "Котовский" или "Григорий Иванович", по имени легендарного героя гражданской войны, хотя звали его Женей. К нам Котовский относился покровительственно, с тактом. Мы платили ему той же монетой. Много лет спустя я случайно увидел его за рулем грузового "Москвича" у служебного входа магазина "Армения" на Пушкинской площади. Меня он узнал лишь тогда, когда я спросил у него: "Женя, а вы помните Володю из дома на набережной?" Не знаю, как других, но меня радуют встречи с людьми из детства.

Кроме дома на набережной, в Москве было еще несколько так называемых "правительственных" домов. Например, дом на улице Грановского, в котором жили Молотов, Жуков, Жданов, Василевский и другие руководители. Очевидно, их семьи живут там и по сей день. Рядом с этим старинным домом дореволюционной постройки находится кремлевская поликлиника. На улице Грановского размещалась в те времена столовая лечебного питания Лечебносанитарного управления Кремля.

Часть старых большевиков жила на территории Кремля, в корпусах, снесенных впоследствии в связи с возведением Дворца съездов. В так называемом "Кавалерийском" корпусе жила наша бабушка Ольга Евгеньевна Аллилуева, а рядом с ее квартирой соседствовала жена Дзержинского Софья Сигизмундовна. Недалеко от них, в другом корпусе, находилась квартира А.И. Микояна. В Кремле были квартиры И.В. Сталина и К.Е. Ворошилова. М.И. Калинин жил в небольшом особняке рядом с метро "Библиотека имени В.И. Ленина" (потом там был музей Калинина), а Л.П. Берия занимал особнячок на углу улиц Качалова и Садово-Кудринской.

В годы правления Н.С. Хрущева на Ленинских горах были построены внушительные особняки, куда вселились руководители Партии и государства, в народе этот поселок иронически окрестили в "Заветы Ильича", но после снятия Никиты Сергеевича поселок опустел, было признано неприличным для руководства жить в обособленных, роскошных особняках, ибо это слишком дисгармонировало с идеологией скромности и коммунистическими идеями. Их обитатели разъехались по другим, построенным для них, квартирам в тихих московских переулках.

Старые большевики, жившие в Кремле, пользовались квартирами бесплатно, квартиры были довольно большими, но неудобными, комнаты в них в основном были проходными, с низкими потолками. По крайней мере так было в Кавалерийском корпусе. Там я впервые увидел новинку — электроплиты.

В нашем доме действовал общий для Москвы порядок: каждый платил за квартиру сам. Старые большевики, персональные пенсионеры платили с 50-процентной скидкой.

Бабушка получала персональную пенсию в размере 1500 рублей, после денежной реформы 1961 года она соответствовала бы 150 рублям.

Бабушка была человеком гордым и не хотела ни от кого зависеть. Еще когда в 1928 году она по болезни ушла на пенсию, ей приходилось туго, она еле сводила концы с концами и попросила об увеличении пенсии, которая была совсем небольшой. Но ей отказали, сославшись на то, что она родственница Сталина. В ответ она написала: "Каждому партийцу должен быть известен скромный образ жизни т. Сталина и вообще невозможность для него материально кому-либо помогать. Рассматривать меня как родственницу Сталина для большевика недостойно. Родственность — представление чисто мещанское".[12]

Старые большевики были прикреплены к столовой лечебного питания, которая вначале располагалась на улице Грановского, а после войны была переведена в наш дом на набережной. Во времена Сталина круг лиц, прикрепленных к столовой, был строго ограничен и был сравнительно небольшим. Это уже значительно позже число всяких прикрепленных, имевших спецпаек, расплодилось до аппаратных размеров.

Ежемесячно лица, прикрепленные к столовой лечебного питания, получали так называемую "обеденную книжку". Книжка была чуть больше спичечного коробка и содержала ровно столько листов, сколько дней было в данном месяце. Каждый лист, он был белого цвета, разделенный по вертикали синей полосой, имел горизонтальную перфорацию, на верхней половине было написано "обед", на нижней — "ужин" и число.

Владелец этой книжки мог обедать и ужинать прямо в столовой — на улице Грановского или брать их домой. Можно было и получать все "сухим пайком" — продуктами, соответствующими по стоимости готовому обеду. Сразу оговорюсь, что все продукты, которые мы получали по этой книжке, тогда можно было купить в любом магазине, в том числе и в магазине в нашем доме, и по качеству они совсем не отличались. Я это знаю хорошо, и читатель может мне поверить. Стоила такая книжка сравнительно дорого 2100–2400 рублей в месяц, и не каждый ее владелец выкупал ее. Когда я, например, поинтересовался у Каманиных, почему они не берут обеды в Кремлевке, Мария Михайловна мне ответила: "Вовочка, нам невыгодно его получать. Он слишком дорого стоит, а на нашу семью его не хватает" (их было пятеро).

Старые большевики имели льготы — платили за каждую книжку лишь десять процентов стоимости, а персональные пенсионеры выкупали ее за тридцать процентов. Это было большим подспорьем для их семей, так как на книжку можно было прокормить небольшую семью из 2–4 человек.

В период, когда у нас стал обозначаться фронт борьбы с привилегиями (но этот фронт так и остался на бумаге), эти пайки вменили в вину Сталину как средство создания привилегированной касты, но потом эта тема как-то сама собой затухла, очевидно, потому, что реальные факты оказались "невыразительными", все было строго и скромно, не в пример "застойному периоду", а уж нынешние времена расцвета чиновничьих и руководящих привилегий переплюнули все доселе виданное. Я бы даже не рискнул эти книжки назвать привилегиями. Это была дань уважения ветеранам, которые отдали делу революции и строительству нового общества все свои лучшие годы, силы, здоровье, умения. И если бы наше государство поступило по этому примеру с инвалидами и ветеранами Великой Отечественной войны, трудового фронта, оно получило бы понимание и поддержку нашего народа. Но был избран иной, не лучший путь, когда инвалидам и ветеранам было предоставлено право на внеочередное обслуживание, обрекая этих людей на постоянные оскорбления, обругивание, очередь есть очередь, и любые привилегии здесь могут плодить только всеобщее раздражение, неприязнь и озлобление.