– Слово это у тебя звучит очень подходяще для таких случаев, – ухмыльнулся Арсентий, потом поднял лохмотья, оставшиеся от одежды, и бросил в огонь. – Такую хорошую рясу подрали, мрази, почти новую!

– Ничего, выберемся, справим тебе еще лучше.

– Ага, осталось только выбраться. По моим расчетам, мы чуть больше половины пути прошли, а оба вон уже побитые. Твоя рана как?

– Уже почти не кровоточит.

– Это хорошо. Значит, до свадьбы заживет, – улыбнулся послушник. – Слушай, а меч-то твой, оказывается, и правда непростой. Вон как этих посек. Точно стóит замка.

– Так я же говорил! А ты не верил.

– Теперь верю, да. Плохо только, что я почти без оружия остался. Топор вдребезги, лук сломал, когда повалили. Ох, лук хороший был, я его у степняков на коня выменял.

– Совсем ничего не осталось?

– Вот это есть. – Арсентий показал на кинжал, закрепленный на предплечье, потом покопался в сумке и достал длинную цепь из серебра. – Еще это. Против нечисти неплохо помогает, но вот против людей и зверей – не особо. А что мы завтра встретим, одному Богу известно.

– Вердаммт! – захохотал Герхард. – Мы же с тобой за два дня потеряли столько оружия, сколько другие за всю жизнь не имеют.

– Вердаммт! – повторил Арсентий со смехом. – Да, мы, надо признать, еще та парочка!

Оба понимали, что положение, в котором они оказались, не особенно располагает к веселью. Ночь, зачарованный лес, маленький костер, обильные раны и полное непонимание того, что их ждет завтра и доведется ли дожить до послезавтра. Но оба, глядя друг на друга, продолжали гоготать, хлопая себя по коленям и периодически постанывая от боли.

– Я вот тут подумал. – Герхард вытер слезы, выступившие от смеха. – Конечно, рыцарские традиции отступлений не приемлют. Но военная наука, с другой стороны, гласит, что порой отступление может стать шагом к победе.

– Красиво сказал. Я так понимаю, ты сейчас сбежать предложил?

– Не сбежать, а отступить. Выйдем из леса, разживемся оружием – и вернемся.

– Ничего не выйдет, – покачал головой послушник.

– Это почему это?

– Странный ты все-таки человек, рыцарь-скоморох. Лезешь в смертельно опасное место, даже не поинтересовавшись сперва, куда лезешь. – Арсентий вынул из мешка баклажку с мидусом, отпил и протянул Герхарду. – Из Ведьминого леса так просто не уйти. Если сейчас обратно двинемся, так и будем кружить, все время возвращаясь на одно и то же место.

– Это как так получается?

– Заклятие такое на лесе лежит, – в очередной раз пожал плечами послушник. – Так что единственное, что мы можем сделать – дойти до конца.

– Н-да, плохо дело! Значит, и этот твой жемайт, за которым ты в лес пошел… Ну, сын старосты…

– Будивид?

– Да! Значит, он тоже только там, у самовил, быть может?

– Или там, или где-то по дороге полёг. Если на таких же тварей, что и мы, напоролся.

– Прости, Господи, его прегрешения! – перекрестился миннезингер, потом тряхнул головой. – Ладно, как вы там говорите? Утро вечера умнее?

– Утро вечера мудренее, – поправил послушник, подкидывая в огонь еще несколько веток. – Да, ложись спать, а я покараулю до середины ночи. Потом тебя разбужу.

Долго упрашивать Герхарда не пришлось. Он, не снимая кольчуги, повалился на землю, благо та была совсем сухой, поджал ноги. Верный меч прижал к груди и обнял, как дети обнимают перед сном любимую игрушку. Впрочем, Герхард и в детстве, засыпая, обнимал деревянный меч, подаренный отцом. Отчасти потому, что с малолетства чувствовал себя рыцарем, а отчасти от того, что это была единственная игрушка, которую фон Герлих-старший смог купить наследнику.

– А вот скажи, Арсентий, – рыцарь приподнял голову, оперся щекой о кулак, – ты откуда столько всего про нечисть знаешь?

– Учителя хорошие были, – неопределенно ответил послушник. – Спи давай!

– Ага. – Герхард улегся опять и закрыл глаза, но тут же открыл их вновь. – А эти учителя – они тоже в монастыре твоем живут?

– Что же ты такой беспокойный? Вот же повезло с напарником, – проворчал Арсентий. – Да, в монастыре есть учителя. Но не только. Говорю тебе – спи.

– Хорошо, хорошо. – Он вновь улегся, чтобы почти сразу подняться. – А ты вообще что себе позволяешь?

– В каком смысле?

– В самом прямом. Я – рыцарь, ты – безродный. Ты почему себя как главный ведешь?

– Знаешь, рыцарь-скоморох, нечисти все равно, кто благородный, а кто из простых. И если мы не отдохнем, то точно на харч пойдем. И если тебе рыцарская честь не позволяет первым спать, ты скажи. Мы, безродные, – люди без претензий, я с удовольствием сам завалюсь.

– Да нет, честь позволяет. Ладно, уговорил, буду спать. – Герхард перевернулся на другой бок и вновь обнял меч.

Заснул он быстро – сказалась усталость прошедшего дня. И во сне, как часто бывало до этого, ему явилась Ансельма. В этот раз она встречала его в своей спальне в родительском замке. Герхард никогда не посещал ее опочивальню, это было бы страшным нарушением этикета, но в его фантазиях комната выглядела именно так – обшитые деревом стены, окно, забранное небольшими разноцветными стеклышками, кровать с высокой спинкой под пышным балдахином. Белоснежные волосы его дамы струями стекали по плечам и груди, спрятанной только под нижнюю рубаху, серо-голубые глаза смотрели с любовью и страстью. Герхард захлопнул за собой дверь, встал на одно колено и произнес с достоинством:

«О моя госпожа! Твой верный рыцарь припадает к твоим стопам!»

«Встань, рыцарь! Отныне я не твоя госпожа! Я сама готова тебе служить и выполнять все твои пожелания!» – пропела Ансельма мелодичным голосом, самым красивым на всем белом свете. Подняла руки к плечам, потянула завязки – и рубаха шуршащей волной упала на пол, открывая взгляду рыцаря белоснежное тело.

Увидев это, Герхард встал, подхватил Ансельму на руки. Она обняла его за шею, прижалась, и он втянул носом мускусный запах ее волос. Понес к кровати…

Мускусный запах! Рыцарь отбросил Ансельму, девушка повалилась на ложе – но как же она изменилась! Лицо скукожилось и превратилось в чудовищную маску. Руки и ноги вытянулись, ногти на пальцах превратились в остро отточенные когти, копна волос сильно поредела и свалялась. Она посмотрела на рыцаря и мерзко зашипела. Генрих в ужасе отпрянул, перекрестился и зашептал молитву.

– Сгинь, тварь бесовская! Сгинь! – послышался глухой голос Арсентия. Герхард искренне удивился, откуда послушник взялся в Саксонии, но тот продолжал: – Да проснись же ты! Просыпайся, твою ж затетёху!

Окончательно из сна Герхарда вырвал сильный удар по голове. Еще не до конца проснувшись, он вскочил, выхватывая меч из ножен. Впрочем, увиденное заставило засомневаться, реальность ли это. Тварь, в которую превратилась Ансельма, находилась перед ним наяву, дергалась из стороны в сторону, уворачивалась от цепи, которой с гулом размахивал послушник.