А Таура наслаждался. Этот мир скал и снежной травы был его миром. Неподалеку находился большой гранитный выступ, под которым он родился. Именно этот край так любили Бел Бел и Мирри, там он с Ураганом резвился, когда они были еще малышами, а позднее — легкомысленными подрастающими жеребятами.

Он так хорошо изучил это дикое высокогорье, где над головой парят клинохвостые орлы и по ночам воют на луну динго, где серебряный жеребец прыгает с валуна на валун до самой вершины гранитной скалы и оттуда бросает вызов преследователю.

Так он и мчался впереди человека и дразнил его, как когда-то состязался с Дротиком и дразнил того. Таура бежал вверх и вниз по узким проходам между холмами, поросшими снежной травой, прыгая между валяющимися обломками скал, или взбегал на холм, перепрыгивая с гранитной глыбы на глыбу. К этому времени Бел Бел уже остановилась и стала наблюдать. Она видела, как ее сын мчится, свободный и неприрученный, как она и предвидела когда-то, и его серебряные грива и хвост переливаются в холодном солнечном свете, точно сверкающие брызги водопада. Она видела Тауру во всем его совершенстве, стоящего на вершине холма с поднятой благородной головой, бросающего свой дерзкий вызов, — большой, с широкой грудью и крепкими лопатками жеребец, без единого изъяна во всем теле, с сильными стройными ногами, серебряный конь на фоне неба, свободный и гордый, которого никогда не касались ни седло, ни подпруга, ни шпоры, и ни кто никогда не сдерживал его стремительный бег.

На несколько минут она потеряла их из виду, но потом увидала, как Таура мчится по узкому выступу скалы под Южной Бараньей Головой, затем по хребту на фоне горизонта, и грива и хвост у него струятся, как серебряная пряжа.

Бел Бел пробежала рысцой поперек склона. Она опять потеряла их из виду и, вконец устав, решила отправиться в песчаную пещеру, где когда-то прятала своего молочно-белого жеребенка от бури. Она не спеша бежала и бежала и вдруг, почти уже добравшись до пещеры, услыхала грохот копыт. Бел Бел быстро скрылась между скалами. На фоне белесых облаков вырисовывался гранитный выступ, под которым родился Таура.

Пока она стояла и наблюдала, Таура, как светло-серебристый сгусток силы, пронесся по воздуху над гранитным выступом и, пролетев вниз двенадцать футов, приземлился на мягкой снежной траве, которая когда-то была его первой постелью, а затем поскакал дальше.

Бел Бел видела, как всадник попытался осадить свою лошадь на самом краю скалы, но скорость была слишком велика. Каштановый конь сорвался со скалы, сильно ободравшись при падении, а человек вылетел из седла, перекувырнулся в воздухе и упал.

Конь же ринулся вперед как безумный и с болтающимися стременами и волочащимися поводьями исчез среди деревьев.

Человек полежал некоторое время, потом медленно встал и похромал вниз с горы. Бел Бел направилась к пещере, бесшумно, не оставляя следов, чувствуя себя бесконечно счастливой. Скоро пойдет снег и прикроет кости старой кобылы. Но она успела увидеть Тауру тем, кем она всегда ожидала его увидеть, — повелителем горных лошадей.

Зима началась с неистового яростного снегопада. Таура знал, что предстоит буря, и перевел табун вниз, в свою часть Каскадов.

Пока он вел лошадей между раскачивающимися от ветра снежными эвкалиптами под беспрерывный шепот деревьев (знак надвигающей бури), он думал о том, что эта зима, похоже, предстоит такая же тяжелая, как и та, в его детстве, когда Громобою пришлось увести табун дальше на юг. Если Таура будет вынужден двигаться к югу в поисках пищи, его ожидают неприятности с Бролгой. Он помнил предостережение Бел Бел. Ему не следует драться с Бролгой до следующей весны. Поэтому, когда пришлось все-таки спуститься ниже, он повел табун в западное предгорье, где встречались небольшие травянистые участки.

Зима оказалась из ряда вон выходящей. Каждая буря сопровождалась обильным снегопадом, но на нижних уровнях следом за снегом вдруг начинался теплый дождь, который растапливал снег, и предгорья со всех сторон наполнялись ревом потоков. Наверху, на хребте, толстым слоем лежал белый снег, и вход в пещеру, где родился Таура, замело, накрыв его снегом, как одеялом.

Таура ждал, что владелец Золотинки явится ее искать, пока снег будет удерживать диких лошадей в низовьях гор. Но оттого что реки вздулись и вода стояла высоко из-за частых дождей, с обеих сторон рек, как догадался Таура, появились непреодолимые препятствия — либо половодье, либо глубокие снега. Ему вспомнилась история про четверых люден, которые катились по снегу на длинных досках, но то было так давно… а скотовод, владелец Золотинки, похоже, и пешком-то ходить далеко не мог. Возможно, он умел только ездить верхом. Поэтому Таура, нисколько не беспокоясь, находил все новые пастбища для своего голодного табуна недалеко от дороги, по которой скотоводы проезжали из Гроггина к хижине Мертвой Лошади.

Месяц за месяцем задували сильные зимние ветры, бурлили реки и снег все падал тихими хлопьями. Иногда ночью деревья, согнувшиеся под тяжестью белого покрова, не выдерживали и с громким треском ломались. Черные какаду с криками пролетали по низким эвкалиптовым лесам и взлетали выше, где гнулись и корчились на ветру высокие снежные эвкалипты.

Ближе к весне, когда снег слежался и затвердел, Таура оставил табун и поднялся в мир белизны, где даже скалы были испещрены искрящимися рисунками из льда, а листья на ветвях эвкалиптов, заключенные в ледяные футляры, звенели, когда дул ветер, и под их музыку мог бы танцевать на снегу серебряный конь.

Золотинка хотела было пойти с ним, но он резко отказался взять ее с собой. Он замечал, что она начала проявлять беспокойство, как бывало с Бел Бел и Мирри, которые уходили от табуна перед тем, как у них должен был родиться жеребенок.

Он всерьез начал волноваться, когда она стала вдруг где-то бродить, он знал, что она недостаточно знает буш, чтобы ходить одной, а кроме того, она была слишком красива, и она — его главное достояние.

Таура чувствовал, что не перенесет, если она будет где-то вдали от табуна или от него. Он до сих пор не понимал, что Золотинка часто вспоминает о прежней безопасной жизни и привычках и разрывается между той жизнью и свободной жизнью с ним, Таурой, на дикой природе. Не понимал он и того, что по мере приближения важного для нее события — рождения первенца — она стала все больше думать о прежнем хозяине, его доброте, хорошей пище и безопасности скотных дворов и загонов с обильной травой.

Постепенно долгие ревущие зимние вьюги, стонущие ветры, короткие дни, бодрящие морозы и свирепые холода сменились короткими весенними бурями, пригревающим солнцем и удлинившимися днями. Небо над холмами в ясные дни перестало быть бледным, как хрупкое голубое стекло, и приобрело более интенсивный голубой цвет. Показались первые слабые ростки травм и новые побеги на кустах, подул первый мягкий и душистый ветерок с нижних склонов. Подступало время рождения новых животных. Появились на свет од мышастых жеребенка. И вот однажды утром Золотинка исчезла.

Таура собран весь табун и повел по ее следам. Он был удивлен и обрадован тем, как мало она оставляла отпечатков за собой. Конечно, она не обладала умением Бел Бел не оставлять вообще отпечатков, но уроки поведения в буше она усвоила лучше, чем он ожидал.