Таура перешел через реку и потрусил дальше, поднимаясь к Мотыльку Пэдди Раша, потом перевалил через вершину и спустился вниз, стараясь не оставлять следов, когда стал приближаться к Укромной поляне.

Войдя в долину, он стал осторожно обходить утесы на краю поляны. Солнце уже клонилось к закату, когда он обнаружил тропу на круто обрывающемся склоне и осторожно двинулся по этой тропке, протоптанной валлаби, в опасной близости к краю, нависавшему над ярко блестевшим ручьем.

Наконец он прошел весь путь вдоль скалистого обрыва, и тогда под ним, внизу открылось узкое ущелье, по обеим сторонам которого возвышались утесы. Тропка, проложенная валлаби, вела дальше, Таура продолжал идти, медленно и осторожно. Тропа немного расширилась, и, хотя рядом по-прежнему оставался страшный обрыв, Таура шел уже свободнее. Ущелье закончилось еще одним утесом, но его огибала неплохая тропа. Таура продолжал идти. Неожиданно он очутился на довольно широкой каменистой площадке, с которой открывался вид на чудесную долину, где вполне могла уместиться и кормиться дюжина лошадей несколько месяцев подряд, долина, отрезанная от окружающего мира бесконечными рядами скал.

Именно такое место он искал, теперь только бы еще найти спуск. Прекрасная долина, и скалы к тому же были расположены так, что сверху ее не было видно.

Он обыскал все вокруг смотровой площадки, но не нашел ни одной безопасной троны, ведущей вниз. В одном месте пониже к скале прилепилось несколько скипидарных кустов, и Тауре показалось, что сквозь них вниз идет еле заметная тропа. Размышляя, насколько она безопасна, Таура уперся как следует передними ногами и просунул в кусты голову. Еле заметная тропа шла дальше. Все так же осторожно он сделал несколько шагов — все в порядке, тропа продолжалась. Он продвинулся еще немного — еле заметная тропа, пройдя через кустарник, повернула вниз к утесу.

Скоро кустарник кончился, и Таура оказался на узком уступе. Он догадался, что уступ проходит под смотровой площадкой.

Через полчаса он был уже в долине, пил воду из ручья и щипал траву. Утром он осмотрит утесы, чтобы найти местечко, где бы он мог спрыгнуть вниз, если будет вынужден спасаться. Ему хотелось, чтобы Бел Бел была с ним, но она, должно быть, осталась на хребте, чтобы снег накрыл ее.

Наконец-то Таура нашел приют для себя и для тех кобыл, которых он захочет взять с собой.

Наступил вечер, когда Таура отправился к своему табуну. Он шел через южный конец Каскадов, прислушиваясь и осматриваясь вокруг. Но он искал не человека, а кое-кого, кого хотел повидать. Однако ему не попадалось никаких протоптанных троп, никаких признаков лошадей, даже хотя бы одной лошади, не говоря уже о табуне. Он бежал мелкой рысью и наслаждался ощущением пружинистой травы под ногами и наконец поднялся на невысокий бугор, с которого увидел внизу перед собой пасущихся лошадей и среди них того, кого он искал. Таура заржал. В его ржании не звучал вызов могучего жеребца, не был это и призыв, обращенный к подруге. Этот крик услышал крупный гнедой жеребец, пасшийся в долине, и сразу понял, кто кричит и что хочет этим сказать.

Ураган вскинул голову и заржал в ответ, а затем рысью пустился в сторону Тауры, а тот сбежал с бугра и приветствовал его.

— Ну что, брат ветра, — сказал Ураган, — какие ты принес новости? Я знаю, ты дрался с Бролгой и победил его, это хорошо, но что еще ты делал все это время?

Таура рассказал, как Золотинка попала в руки хозяина и как потом вернулась вместе с ним к диким лошадям.

— Мы с тобой оба братья ветра и бурь, — продолжал Таура, — и я должен относиться к ветру как к брату, ведь именно мощным порывом ветра повалило дерево на загородку и высвободило Золотинку.

Ураган кивнул прекрасной гнедой головой.

— Да, — подтвердил он, — ветры и метели всегда будут охранять тебя — опасности подстерегают тебя в светлые летние месяцы.

— Потому-то я и хочу поговорить с тобой, — продолжал Таура. — Почему бы тебе не разместить табун рядом с моим тут, в Каскадах, а позже на Мотыльке Пэдди Раша? И тогда если мне с Золотинкой и Кунамой придется уйти (люди ведь наверняка будут нас преследовать), то ты присмотришь за остальными моими лошадьми.

Ураган куснул Тауру в шею.

— Даже Мирри и Бел Бел не могли бы предположить, что мы будем друзьями всю жизнь. Ну что ж, останемся тут все вместе, пока ты здесь, а когда для тебя продет время переправиться на тот берег на летнее пастбище, мы тоже присоединимся к вам, братец, а я никогда не оставлю твоих кобыл и жеребят.

И так получилось, что Ураган с табуном паслись почти рядом с табуном Тауры, и долина была буквально заполнена дикими лошадьми.

К счастью, этой весной пищи было вдоволь. Благодаря солнечным дням трава росла быстро, густая, сладкая и свежая, а кустарники дали буйные побеги. Корма должно было хватить на всех вплоть до того времени, когда придется тронуться в путь, а наверху, на Мотыльке Пэдди Раша, трава будет нетронутая, и хватит ее на все лето.

Благодаря теплому солнцу и доброй пище лошади сделались гладкими и шкуры их блестели. Маленькие жеребята играли точно так же, как Таура и Ураган четыре года назад. Кунама росла и хорошела с каждым днем. Но не Золотинка обучала ее всем премудростям жизни в буше, ее учил сам Таура, считая, что его серебристая дочь должна вырасти такой же умной, как Бел Бел. Он учил ее не оставлять отпечатков своих маленьких аккуратных копыт, учил прятаться среди деревьев и кустов, уметь распознавать следы других лошадей и разбираться в том, какого они возраста и с какой быстротой передвигались. Он показал ей тропки неуклюжих вомбатов, коричневых валлаби и славных серебристо-серых кенгуру, и он показал ей, где гнездятся клинохвостые орлы.

Именно Таура учил ее толковать погодные приметы и, так же как учила его Бел Бел, понимать голос ветра и передвижение облаков в небе и знать, что странная зеленая сердцевина, уплотняющаяся в центре туч, несущих бурю, предвещает гонимые ветром льдинки, ранящие кожу лошадей.

Он удивился, когда обнаружил, что Кунама лучше поддается обучению, чем в свое время Золотинка. Но мать и отец у Золотинки были домашними лошадьми, они жили с людьми, и, поскольку воспитывали ее люди, ее инстинкты, как полагал Таура, попросту развились недостаточно.

Кунама напоминала ему Бел Бел с ее врожденной мудростью. Возможно, ей придется стать даже умнее, чем Бел Бел, так как из-за молочно-белой окраски ее всю жизнь будут преследовать и ей необходимо быть мудрой, чтобы выжить. Таура знал, что кобылы, имеющие жеребят, о которых им приходится заботиться, зачастую отличаются более тонким знанием буша и погодных примет. Если же, подобно Бел Бел и Мирри, они становятся «одинокими волками», их ум, знания и умение могут стать особенно значительными, потому Бел Бел и была почти в такой же мере вожаком в табуне, что и Громобой. Теперь Таура понимал, что именно благодаря опыту Бел Бел другие лошади, а также люди видели в Громобое что-то волшебное. Как бы то ни было, едва Таура увидел, как Кунама насторожила свои маленькие ушки и задрожала, когда над головой у нее с криком пролетели семь черных какаду, он понял, что ей понадобится все, чему он может ее научить, и вся врожденная мудрость, чтобы остаться свободной и продолжать жить среди дикой природы, в горах.