– Когда выдвигаемся на трассу? – И я понял, что сейчас дам указание, которое повлечет за собой действия тысяч людей, а наблюдать за этим будет миллионная аудитория.

– Дожидаемся освобождения задержанных и выдвигаемся! По дороге нас не остановят, – добавил я.

– Отлично! Тогда шумим! – Он улыбнулся и пошел к товарищам.

Спустя двадцать минут на порог изолятора вышли семь человек. Толпа бушевала, пробуя на вкус первую победу. Опять завибрировал телефон, и я доложил шефу о происходящем. Освобожденных обнимали, поднимали на руки, журналисты брали крупные планы.

Построившись кругом, под объективами телекамер, выпущенные лидеры торжественно приняли решение о начале забастовки, сотни людей встретили это победным кличем. Начиналось что-то грандиозное. Людские потоки устремились к машинам, гремели сигналы большегрузных фур, колонна тронулась.

Я запрыгнул на один из бортов, меня тепло приветствовали незнакомые люди. Все знали, что сейчас с разных концов города такие же колонны двигаются к трассе. Казалось, внимание всей страны было направлено на эти маневры – как раз подошло время моего прямого включения на радио, и я под вой сирен и гомон людей отрапортовал о происходящем и ответил на вопросы ведущего передачи.

Мы шли на красные сигналы светофора, предупреждая автомобили корабельным гудком (это уже потом я узнал, что на нашей машине был установлен такой, тогда же я удивлялся, насколько громкие сигналы у рефрижераторов). Через полчаса колонна длиной в километр заняла одну полосу загородной трассы. Это был далеко не весь транспорт, готовый участвовать в заслоне, водители организовали несколько партий, идущих по строгому расписанию. Дойдя до разворота, мы повернули обратно к городу. Теперь мы шли навстречу продолжению своей колонны, которая двигалась по другой стороне дороги. Мы приветственно махали друг другу руками, я читал развешенные на бортах лозунги с требованиями перевозчиков, благодарности с именем шефа. Мне позвонила рыжая.

– Ну вы развели историю, – без приветствия начала она, – все шумят! У нас в поликлинике все за вас!

– Да, – кричал я, – у нас тут ярко все выходит!

– Ты сейчас прямо там?

– Да, слышишь сигналы? Мы уже на трассе!

– И что, в самом деле перекроете?

– Никаких сомнений!

– Да, ну это, конечно, твое-е-е-е… – задумчиво протянула она. – Ладно, не спрашиваю, когда увидимся. Пока!

– Давай, на связи! – прокричал я и спрятал телефон.

Мы проезжали под мостом, с которого вели прямой эфир два десятка телекамер. Все приветственно махали в объективы, водилы не жалели своих клаксонов. Легковые авто, идущие в соседней полосе, поддерживали нас своими сигналами. В большое зеркало я увидел, что водитель поднес ко рту микрофон рации. Я огляделся – судя по всему, мы выходили на подготовленные позиции. Колонна замедлила ход и остановилась. По обочине нас обошли два тягача с полевыми кухнями и повернули в поле у трассы. Люди спрыгивали с фур и сразу принимались за обустройство лагеря. Я набрал шефа и рассказал об установке шатров, полевых кухонь и уверил, что кадры будут эффектными, а в лагере хорошо бы организовать митинг и выступить перед забастовщиками. Шеф согласился:

– Хорошо. Постоим несколько дней, но заслон нужно будет снять, как говорили.

– Людям нужны будут подтверждения действий, они постоянно об этом спрашивают…

– Будут им подтверждения, – равнодушно сказал шеф, и по звукам на фоне я понял, что он переключает каналы, радуясь этой победе.

В течение нескольких зимних дней забастовка наделала шуму на всю страну. Приезжали помощники министров, губернаторы и депутаты. Их кормили кашей, слушали и ждали конкретных действий. Горожане привозили бутерброды, супы, горячее питье. В гости приехали рабочие из другого региона, они начали забастовку на заводе, пытаясь отнять предприятие у собственника, поставившего их в нечеловеческие условия. Все шутили, что встреча прошла в формате обмена опытом. Одну ночь я провел в машине на трассе, замерз, как бездомный пес, и больше не повторял этого подвига. В лагере ввели сухой закон: несколько раз приезжали какие-то провокаторы, пытаясь раздавать спиртное, а массовое пьянство могло спровоцировать беспорядки и развязать руки полиции, которой никто из столичных начальников до сих пор не разъяснил, какую из сторон следует поддержать, – они и сами пока этого не понимали. Ну а журналисты, проникшись проблемами протестующих, работали днем и ночью, и за эти несколько дней имя шефа прогремело на всю страну.

Министр не обманул: он экстренно внес некоторые изменения в законодательство, снизил ставки и пошлины, отменил многие процедуры и разрешения. Отдельные предприниматели даже получили отсрочку по кредитам, и, хотя почти все меры были временными или недостаточными, порт заработал, а по итогу конфликта, из-за которого все и началось, контроль за товарооборотом порта получил министр. За время забастовки в лагере мы провели три митинга, а у шефа мгновенно появилась масса друзей, желающих выступить. Мы с редактором старательно пытались их отсеивать, но все равно они каким-то чудом пробирались на сцену и жаловались ему на нас за то, что мы вырезали их из эфира. Наш телеканал, имевший эксклюзивное право на освещение события и все интервью, набрал небывалый рейтинг. За три дня мы сорвали политический джекпот, ведь впервые мы перешли просто от антинаци-пропаганды к реальному влиянию на жизнь горожан. Я получил от шефа предложение создать и возглавить пресс-службу вновь организованной партии, а редактор стал консультантом по политическому пиару. Теперь я больше не снимал сюжетов, мне доверили связи с журналистами и руководство всей политической линией на нашем телеканале, ну а спустя месяц мы начали работу и над созданием собственного информагентства.

Госбезопасность методично донимала шефа – на некоторое время ему пришлось покинуть страну, однако и эту ситуацию мы сумели обернуть в дополнительные баллы к его политической карьере, и вот так, в один стремительный, но непростой шаг мы стали на голову выше городской псевдополитической суеты.

Встреча лидера с ветеранами прошла так же, как и все остальные встречи лидера с ветеранами: все их общества априори поддерживали нашу политическую программу, безоговорочно верили нам и смотрели все сюжеты телеканала, за которым чутко следила моя пресс-служба. Общество ветеранов нуждалось в реконструкции клуба, и после небольшой речи шеф обещал помочь. В избирательной кампании подарки были запрещены, поэтому оставались либо обещания, либо наличные тайком. Так и вышло: выходя из тесного помещения, шеф поручил выдать из казны пять тысяч и стремительно уселся в машину. Я помахал рукой его кортежу и вернулся в клуб. Пачку купюр я вручил предводителю ветеранов (слишком молодому для них), тот перепуганно и поспешно запихнул ее под свитер. Такая помощь