О чем она думает? Что я отправляюсь на край света? Неужели не верит, что я вернусь? Когда я напоминаю Ренате, что некоторые из лучших в мире сортов сыра производят в Соединенных Штатах, точнее к западу от Гудзона, она презрительно фыркает. Я советую ей позвонить Артуру Коулу. Я изображаю раздражение, потому что не хочу, чтобы Майкл и Рената видели, как я тронута их заботой и печалью по случаю расставания. Майкл держит Хлою на руках, пока мы с Ренатой занимаемся багажом.

— Даю им от силы месяцев шесть, — говорит Рената, имея в виду Джейка и Николь. Не знаю, о чем она — об их отношениях или о ресторане. — Кстати, я вычеркнула их из списка особых клиентов. Не будет им никаких спецпоставок из-за границы.

Очень любезно с ее стороны, хотя я не очень-то в это верю.

По пути в аэропорт Майкл говорит мне, что Артур Коул закончил очередной научный труд (почти на тысячу страниц) по истории кулинарии и уже готовит новый проект, посвященный кухне разных областей США. Майкл напоминает, что эту идею подала ему я.

— Ты издатель, Майкл. Ради бога, не надо его поощрять, — говорю я, представляя себе книгу на триста страниц с подробным описанием всех стадий эволюции хлопьев для завтрака.

— Ты определенно ему очень понравилась. Артур из числа тех людей, которых нелегко переубедить.

— Передай ему, что, если он когда-нибудь приедет в Питсбург, я угощу его фирменным сэндвичем «Приманти».

Майкл смеется и качает головой.

— Если бы у Артура было твое чувство юмора, Мира. Писателю, пишущему о еде, чувство юмора просто необходимо. Ты, Мира, заслуживаешь мужчины с чувством юмора, — решительно заявляет Майкл и легонько сжимает мою руку.

Мне хочется заплакать.

Стоя в терминале компании «JetBlue» аэропорта имени Кеннеди, мы с Ренатой утираем слезы.

— У тебя все будет хорошо, — говорит Рената, заглядывая мне в лицо и держа меня за руки.

— Да, — как эхо, вторит ей Майкл, — все будет хорошо.

— Ну конечно, — преувеличенно бодро говорю я и обнимаю их в последний раз. — Спасибо тебе за все, — хрипло шепчу я на ухо Ренате, стараясь сдержать слезы. — Пожалуйста, позаботься о «Граппе», ладно?

В глубине души я уверена, что Рената и так сделает все, что в ее силах, и этого, в конце концов, я и хочу.

Той, которая забудет о пасте, придется ее подогревать.

Неизвестный автор

— Смотрите, какая тонкая. Аж светится. — Человек за прилавком протягивает ладонь, с которой свешивается полупрозрачная пластинка прошутто, предлагая на нее полюбоваться. — Во рту тает, — добавляет он, растягивая губы в улыбку.

— Да, отличная ветчина, — соглашаюсь я.

— Каждый кусочек я проложу бумагой, чтобы они не слиплись. Двадцать баксов за фунт, надо сохранить товарный вид.

Он говорит медленно, словно читает лекцию, у него акцент коренного жителя Питсбурга. Он сжимает руку в кулак, и тончайшие лепестки мяса сползают к ребру ладони.

После этого одним движением кисти он осторожно перекладывает их на бумагу. Ловко заворачивает, перевязывает бечевкой и протягивает мне.

— И что-нибудь вкусненькое для малышки, да? Я знаю, что ей понравится. Зачем даром переводить пармскую ветчину, если жевать нечем? — смеясь, говорит он.

— Вот, — говорит продавец и кладет на прилавок толстую колбасу с кусочками жира. — Мортаделла, приятный нежный вкус. Без лишних специй.

Он отрезает кусочек и снимает с него оболочку, прежде чем вложить в протянутые руки Хлои. Та берет и начинает жевать.

— Смотрите-ка, — смеется продавец, — малышка знает что к чему.

Мы оба с восхищением смотрим на Хлою.

Первые дни я потратила на обустройство, покупая вещи, которых у меня не было или которые я забыла взять, а таких оказалось немало. Помимо шампуня и кондиционера, нужда в которых у отца отпала примерно с шестьдесят девятого года, мне пришлось покупать ограждения для лестниц, заглушки для электророзеток и уголки для кофейных и журнальных столиков, которые потребуются, когда Хлоя начнет ходить.

Мы прожили в Питсбурге уже три дня, и за все это время я приготовила всего одно блюдо. Вечером, когда мы прилетели, отец заказал китайский обед, который нам привезли из старого гонконгского ресторанчика за углом, где все еще готовят вкуснейший омлет фу-юнг, легкий, воздушный, с жирной коричневой подливой. Потом была пицца от Минео и сэндвичи с консервированной говядиной из магазинчика кошерных деликатесов — словом, все то, что я любила в детстве. Но прошлой ночью я уснула за чтением книги Артура Шварца, посвященной неаполитанской кухне, после чего мне всю ночь снилась деревенская пицца. Утром в субботу, проснувшись с сильнейшим желанием приготовить что-нибудь из итальянской деревенской кухни, я отправилась по магазинам. Кроме того, я нигде не чувствую себя как дома, пока что-нибудь не приготовлю.

Район Стрип растянулся вдоль берега реки Аллигейни; это пять или шесть кварталов, где расположились продуктовые магазинчики, старомодные лавки мясников, аквариумы с живой рыбой, лавочки с сырами и цветочные прилавки, а также магазинчик, где продают кофе, который могут обжарить в вашем присутствии. Когда-то — а может быть, и сейчас — сюда частенько наведывались шеф-повара, чтобы отобрать нужные продукты и сделать заказы на сыр, мясо и рыбу. Боковые улочки и проезды служат помойками и завалены гниющими овощами, фруктами и листьями салата, распространяющими отвратительный запах. Также здесь расположены очень красивые кирпичные склады с полукруглыми окнами, построенные в начале двадцатого века. Некоторые из этих зданий, к моему великому удивлению, сейчас перестраивают, приспосабливая под роскошные апартаменты.

Рестораторы приходят на Стрип пораньше, в четыре или пять утра. К восьми часам магазины начинают осаждать домохозяйки, туристы и просто прохожие, которые отчаянно сражаются за место на парковке и столики у «Памелы», где можно получить лучшие в Питсбурге блинчики, приготовленные по старинному рецепту.

По выходным тротуары запруживают уличные торговцы, которые предлагают бусы, подержанные диски, банданы самых невероятных расцветок, дешевые кроссовки и еще тонны разного барахла. Продираться через эту шумную, разноголосую толпу хищников — самое интересное развлечение в Питсбурге. Здесь имеется даже маленькая пекарня, которая называется «Бруно». В ней выпекают и продают только бискотти — каждый день не менее пятнадцати сортов. Когда-то Бруно служил бухгалтером в банке «Меллон» потом, в возрасте шестидесяти пяти лет, вышел на пенсию и посвятил себя выпеканию бискотти. В витрине пекарни вывешен самодельный плакат с надписью: «Вам сюда!» Проходя мимо пекарни, нельзя не улыбнуться.

Уже девятый час утра, когда мы с Хлоей заканчиваем закупать продукты в итальянском магазине «Пенсильвания макарони». Помимо прошутто, мы купили салями соппрессата, острые и нежные колбаски, свежую рикотту, моцареллу и итальянский пармиджано реджано — то есть все, что необходимо для деревенской пиццы. Я прихватила еще и банку томатов «Сан-Марцано», которые, к моей великой радости, оказались на тридцать девять центов дешевле, чем в Нью-Йорке.