– Пусть по-быстрому излагает суть вопроса и катится отсюда ко всем чертям, – заявил Женя, по-прежнему обращаясь к Стороженко.

О мой бог! Судя по гонору, с каким говорил, Малютин, он был в театре идолом, которому поклоняются все, начиная от работника сцены и заканчивая директором театра. Нина не составляла исключения.

– Но, Же-еня-я… – вдруг запинаясь, заикаясь и заискивая, проблеяла она, наверняка испытывая передо мной неловкость за поведение своего компаньона по левому детсадовскому бизнесу. – Мы же догово…

Я перебил актрису:

– Все в порядке, человек целый день на работе, устал, понятное дело, испытывает раздражение, а тут я еще с дурацкими вопросами.

Я незаметно подмигнул Нине и кивком указал на дверь. Актриса оказалась понятливой.

– Ладно, вы тут поговорите, а я по делам пойду, – стушевавшись, проговорила она, зачем-то поправила на бедрах платье и выскользнула за дверь.

Я неспроста выпроводил Нину, понадеялся, что, оставшись с Малютиным наедине, быстрее смогу найти с ним общий язык, чем в присутствии Нины, перед которой он тут явно распушил хвост.

– Чего это я вдруг впал к тебе в немилость? – поинтересовался я самым добродушным тоном, на который только был способен.

Ведь это ж надо умудриться – глядя снизу вверх, посмотреть свысока. Но сидевший в кресле Женя именно так и глянул на меня, стоявшего перед ним.

– Терпеть не могу ищеек, частных детективов, шпиков, стукачей и прочую шваль, – проговорил он надменно.

«Я тоже терпеть не могу мужиков, строящих из себя перед зависимыми от них людьми важных особ», – сказал бы я в любое другое время этому чванливому типу, но не сейчас. Он еще не ответил ни на один из приготовленных мною вопросов, потому снова придется проглотить оскорбление и отложить сатисфакцию до лучших времен.

– Я расследую кражу в ваших же интересах, – проговорил я нейтральным тоном, стараясь, не дай бог, не задеть неловким словом, жестом или модуляцией голоса самолюбие звукооператора. – Заведующая детским садом пока еще ни в полицию, ни хозяину бриллиантов не сообщала о пропаже. Представляешь, что начнется, если сообщит? Украдена не безделица какая-то, а драгоценности на несколько миллионов долларов. В покое вас все равно не оставят, и еще неизвестно, что предпочтительнее: чтобы менты за вас взялись или люди заместителя мэра, которые цацкаться не будут – изуродуют и заберут не только украденное, но и последнее отнимут. Я же хочу решить вопрос по-тихому.

Не удалось мне не задеть Малютина. Он аж взвился:

– А ты меня не пугай, – его взгляд был обжигающим. – Плевать мне на мэров, пэров, полицию, а уж тем более каких-то частных сыщиков, сующих нос в грязное белье. Я чист, и никто мне ничего предъявить не может! А с тобой я согласился поговорить, только из уважения к Нине, которая очень просила меня не вышвыривать тебя сразу на улицу, а вначале ответить на несколько твоих вопросов. Так что выкладывай, что там у тебя, и проваливай!

Сегодня мне суждено целый день испытывать унижения. Ничего, Игорек, тебе плюнули в лицо, а ты утрись. Нужная информация все же важнее, чем растоптанная гордость тренера по вольной борьбе.

– Как скажешь, – проговорил я с принужденной улыбкой и указал на стоявший рядом со звукооператором стул. – Присесть можно?

Плечи Малютина едва заметно приподнялись, а потом опустились, что, очевидно, являлось жестом великодушия, позволяющим присесть, сам же звукооператор повернулся к пульту и принялся с преувеличенно внимательным видом настраивать аппаратуру.

Я присел на краешек стула и, разыгрывая из себя ужасно скромного человека, проговорил:

– Раз признания в краже не будет, я прошу тебя ответить на один вопрос: где ты был позавчера в десять часов утра?

– Я не могу поминутно помнить, где и в какой момент находился даже сегодня час назад, а ты хочешь, чтобы я вспомнил, что было позавчера, – не отрываясь от «дела», буркнул звукооператор.

– Хорошо! – Моей выдержке мог бы позавидовать самый сдержанный из дипломатов. – Поставим вопрос по-иному: где ты был позавчера в тот момент, когда в детском саду начался кукольный спектакль? Вспомни последовательность своих действий в тот день.

Все еще ковыряясь с тумблерами и регуляторами громкости, Женя подчеркнуто неохотно ответил:

– Настроив аппаратуру, я вспомнил, что забыл купить сигареты, решил сходить за ними в ближайший магазин. Ребята, узнав, что я отправляюсь в магазин, попросили прихватить водички и печенье. Ну, я и пошел. Сколько точно времени было, не помню. Отсутствовал я недолго, минут двадцать. Когда вернулся, спектакль уже начался. Несколько минут прошло. Я сразу же сел за пульт и стал «давать звук».

– Где находится этот магазин? – поинтересовался я.

Малютин, повернувшись ко мне вполоборота, искоса глянул на меня:

– Что, неужели будешь проверять? – ухмыляясь, спросил он.

– А почему бы и нет? – подивился я, на мой взгляд, риторическому вопросу Жени. – Конечно, буду!

– Ну-ну, – не скрывая презрения, процедил звукооператор. – Проверяй. Магазин сетевой, «Грошик», кажется. Как выйдешь из садика, слева через дорогу стоит. – Женя отвернулся и снова принялся крутить какой-то регулятор громкости, тембра или баланса, показывая всем своим видом, что разговор окончен.

Я пошевелился, намереваясь подняться.

– Ты к краже не причастен, но, возможно, подозреваешь кого-то? – спросил я напоследок, зная, что вопрос останется без ответа.

Но я ошибся: Женя ответил, однако не так, как я хотел бы.

– Послушай, ты! – изрек он, крутанувшись, в кресле в мою сторону, и глянул на меня так, словно хотел испепелить. – Я нормальный мужик в отличие от некоторых, ни в чьи дела не лезу, ничего не вынюхиваю, ни на кого не стучу. Даже спрашивать у меня такие вещи не смей.

– Хорошо! – проговорил я невозмутимо. – Не буду.

В общем-то, главное я у Малютина узнал. Теперь можно и попрощаться достойно, как мужик с мужиком. Сохраняя абсолютное спокойствие, я медленно поднялся, а потом неожиданным, резким движением сунул в две ноздри звукооператора средний и указательный пальцы и потянул их кверху, словно пытался вырвать Малютину нос. Взвыв, Женя запрокинул голову и открыл рот, словно пациент в стоматологическом кресле.

– Отпусти!!! – с трудом открывая и закрывая рот, прогундосил он и схватился обеими руками за мою руку.

Свободной ладонью я ударил звукооператора по лбу. Удар был не столько болезненным, сколько унизительным. Но именно этого я и добивался – хотел отыграться за попранное Малютиным мое достоинство.

– Убери лапы! – проговорил я леденящим душу голосом маньяка-убийцы, нагоняющего на свою жертву страх, и еще дальше сунул в нос Жени пальцы. – А то сейчас ноздри порву!

Звукооператор вся Руси, понял, что благоразумнее выполнить мои требования, чем остаться без своего великолепного носа, и опустил руки.