Так они и поступили. Шурка с матерью устроились на носу лодки, рыбак работал веслами посередине, а сидящий на корме Болеслав держал поводья лошадей. Эльба довольно широкая река, так что плыли они долго и за всё это время никто не проронил ни единого слова. Рыбаку было не до того, померанец вообще не отличался словоохотливостью, а женская половина пассажиров отмалчивалась, помня о предупреждении. Но, как только они переправились, и перевозчик отправился в следующий рейс, маленькую принцессу стало не заткнуть.

— Скажите, господин Болеслав, — атаковала она фон Гершова, — а отчего вы не расспрашивали нас о нападении разбойников?

— Не было времени, Ваша Светлость, — пожал тот плечами. — К тому же Старый Клаус рассказал мне в общих чертах о происшествии. Вы должны были остановиться для отдыха и приготовления пищи и свернули на небольшую поляну, но там оказалась засада. Бандиты напали со всех сторон и не ожидавшие ничего подобного стражники не успели оказать сопротивления. Не думаю, что вашей светлости известно больше этого.

— А вам не кажется странным, что засада была как раз в том месте, где мы остановились?

— Да, это странно, но уж это вам вряд ли известно,

— А вот и не угадали — я знаю, отчего так вышло!

— И отчего же? — приподнял бровь померанец, которого немного забавляла непосредственность Марии Агнессы.

— Начальник охраны оказался предателем, — хмуро пояснила Марта.

— Ну, мамочка, так же не честно! — возмутилась Шурка. — Я сама хотела…

— Такое случается, — помрачнел Болеслав и отвернулся, однако девочку было не остановить.

— Скажите, а вы давно служите у моего отца? — зашла она с другой стороны, почуяв, что тому был неприятен разговор о предательстве.

— Мы с братом первыми поступили к нему на службу, — со вздохом отвечал тот, поняв, что так просто отделаться — не получится.

— Тогда почему он стал бароном, а вы нет?

— У меня был перерыв в службе, — ещё больше помрачнел молодой человек.

— А откуда вы ехали, когда узнали о нападении на нас? — не унималась маленькая оторва.

— Из Богемии.

— А что вы там делали?

— Перестань, Мария Агнесса! — не выдержала мать. — Мало ли какие дела могли быть у господина фон Гершова.

— А что такого, я ведь просто спросила! — сделала невинное лицо Шурка. — Хотя, понимаю, это, наверное, военная тайна? Ну, хорошо, давайте поговорим о чём-то другом. Скажите, господин Болеслав, у вас есть невеста?

Это было последней каплей для молодого человека. Его лицо сначала побледнело, затем покраснело, но все же он сумел сдержаться и, тяжело дыша, отчеканил в лицо своей мучительнице:

— А вот это уж вас, Ваша Светлость, совсем не касается!

Но юная принцесса была не из тех, кого так просто можно остановить. Лучезарно улыбнувшись взбешённому ею померанцу, она с наивным видом похлопала глазами, и, как ни в чём не бывало, заметила:

— Ну почему же — не касается? У меня вон матушка не замужем!

И у матери, и у фон Гершова синхронно отвисли челюсти, но если Марта просто покраснела и отвернулась, то Болеслав вскочил и, не в силах более выносить этой муки, бросился прочь.

— Что всё это значит? — голосом, не предвещающим ничего доброго, спросила мать.

— О чем ты? — прикинулась дурой Шурка.

— О том, милая моя, что ты за последние сутки дважды чуть не выдала меня замуж! Скажи мне на милость, что с тобой происходит?

— Дважды? — картинно удивилась принцесса. — Ах, ты, верно, про этого противного Бопре! Не волнуйся, про него я говорила не всерьез.

— И на том спасибо! — глухо отозвалась Марта и неожиданно всхлипнула.

— Что с тобой, мамочка? — переполошилась виновница случившегося. — Я тебя обидела? Ну, прости меня, пожалуйста, идиотку малолетнюю! Я честное слово, никогда больше так не буду!

— Ты знаешь, — неожиданно призналась мать, — а ведь он мне и вправду нравился.

— Бопре? — на всякий случай уточнила Шурка. — Ну, да, он красавчик. Такие всегда нравятся женщинам.

— Что бы ты понимала, — засмеялась сквозь слезы Марта и взъерошила своей невероятной дочери волосы. — Нет, с тобой и впрямь происходит что-то неладное, и я никак не могу понять — хорошо это или плохо!

— Прости, мама, — искренне отвечала ей девочка. — Просто мне пришлось быстро повзрослеть.

— Тебе не за что извиняться, по крайней мере — передо мной. Я твоя мать и буду любить тебя, чтобы не случилось. Но вот перед господином фон Гершовым — тебе извиниться совсем бы не помешало. Все-таки он, не раздумывая, пришел к нам на помощь, и без него мы бы вполне могли опять попасться разбойникам. Так что он — наш спаситель и заслуживает благодарности, а не неприличных, для столь маленькой девочки, как ты, расспросов.

— Хорошо, — не стала перечить дочка. — Я немедленно пойду и попрошу прощения у этого благородного господина. Тем более, что он очень милый и ничуть не меньший красавчик, чем этот мерзкий гугенот. Ей-богу, если они все таковы, то я начинаю понимать французского короля, устроившего Варфоломеевскую ночь!

— Не смей никогда так говорить, — снова нахмурилась мать. — Если кто-то услышит, как ты оправдываешь папистов, тебе не поздоровится! К тому же, мерзавцы встречаются везде, вне зависимости от веры. Это, кстати, мне твой отец говорил, а уж он-то действительно ненавидел католиков!

— А почему?

— Ну, как тебе сказать… его собирались сжечь на костре.

— Но кто?

— Мой отец. Курт Рашке.

— Господи, час от часу не легче! Но за что?

— Долгая история, моя девочка. Когда твой отец появился в нашем городке, он был еще очень юн, но так красив, что мало кто мог устоять перед ним. Мы с моей сестрой — Авророй, не смогли. И так уж случилось, что у неё стал расти живот.

— И почему я не удивлена, — хмыкнула про себя Шурка.

— Когда это вышло наружу, мой брат попытался убить твоего отца.

— И что же случилось?

— Это был честный поединок, — вздохнула Марта.

— Какой кошмар!

— Да уж. И тогда мой отец подкупил лжесвидетелей, чтобы они обвинили юного принца в колдовстве…

— Погоди-ка, я, кажется, слышала эту историю, — начала припоминать Шурка. — Это ведь случилось в Кляйнештадте?

— Конечно, слышала, — пожала плечами мать. — Об этом сплетничали все служанки твоей благородной бабушки. Так что нет ничего удивительного, что слухи дошли и до тебя, моя девочка.

— Но как же он смог спастись… погоди, это же ты его спасла, ведь так?

— Да.

— Ты так его любила?

— Больше жизни!