Ох, Рома! Не знаешь ты, что такое политкорректность. А еще ты, как и любой мужчина на свете, ненавидишь чувствовать себя дураком. Просто сатанеешь от этого. Вот и сейчас взбесился. Схватил бедную женщину за плечи и трясет что было сил:

— Ты чё, самая крутая? В зеркало на себя посмотри. Престарелая фотомодель…

Соня хмуро молчит, и Рома отпускает ее.

Они рассаживаются по краям скамейки, предчувствуя близкую развязку. Рома с сожалением вспоминает:

— «Локомотив» прошел в первую лигу. Я футбол из-за тебя пропустил.

— Я просто хотела показать тебе картины.

— Чё ты меня все паришь и паришь?! Все грузишь и грузишь? — автослесарь и водитель эвакуатора снова распаляется. — Я давно заметил, что ты простых людей не любишь. Меня подкалываешь постоянно. А я что тебе, мальчик, что ли, так все мимо ушей пропускать? Я тебе не отстойник, чтобы меня грузить всякой лабудой. За последнее время я вообще русский язык плохо понимаю. Что ты там гонишь? Я тебя просил — пошли ко мне, видак посмотрим, как люди, про работу мою поговорим. Просил?

— Я с удовольствием… Я ведь хотела… Я кассету принесла.

— С удовольствием! Хотела! — передразнивает Рома. — А сама чего принесла? Какие-то извращенцы друг за дружкой по полю бегают…

— Это не извращенцы! И это не поле! Это был Феллини!

— Только без лекций! Бегают, бегают…

— Господи, какой же ты темный! Как ночь в Улан-Удэ.

— Вот и классно. Чего ж ты со мной носишься?

К Сониному горлу комом подкатывает приступ честности:

— Комиссарского тела захотелось.

— Полакомилась, и хватит. Хватит! Я, пожалуй, пойду. Отыгрался хрен на скрипке…

Черт, не надо было говорить ему правды!

— Тебе что, со мной было плохо?

— Отчего же? Хорошо было. Только трахаться. Но мне тоже поговорить про душу хочется. Я что тебе — секс-машина?

Соня обескураженно разводит руками:

— Это же самое главное!

— Не душевная ты. Я тут свою одноклассницу встретил, она в парикмахерской около «Чернышевской» работает. Маша. Так она еще со школы меня любит. У нее дача в Псковской области. Я еще вчера хотел тебе сказать, что сделал ей предложение.

Нельзя так с Сонькой. Соня будет реветь белугой, она кричать будет и молить о прощении. Так она всегда делает. А вымолив отсрочку в расставании, потом, грешным делом, думает, а какого рожна я, собственно? Так, на сегодня рыдания отменяются! Взяв себя в руки, она спокойно, даже спокойней, чем нужно, сообщает:

— Не скажу, что я удивлена.

— Я когда с тобой спал, мне казалось, что я хрен ввожу в какую-то энциклопедию. Мне даже страшный сон приснился.

— Я — твой доктор Фрейд. Я — сказочная фея ночи. Расскажи мне свой сон, дитя.

У Ромы ухо не настроено на интонации, не слышит парень иронии.

— Иду по коридору, а он все уже и уже, я протискиваюсь и вдруг чувствую — холодно стало. Смотрю, а я совсем голый. И тут, как черт знает откуда, книги посыпались, а одна — тяжелая такая, как врезала мне по яйцам. Просыпаюсь…

— А член стоит, — хохочет Сонька. — Не надо, маленький, бояться утренней эрекции…

— Врезать бы тебе, — цедит сквозь зубы Рома и уходит.

Соня остается на холодной скамейке.

_____

У «Чернышевской» идет бойкая торговля цветами. За их пестрыми осенними головами вообще ничего не увидишь, какая там парикмахерская. Соня подошла к одной из торговок, спросить все-таки, вдруг знает, где тут салон причесок. Но цветочница утопла не только во флоре, но и в бесконечном споре с крупным господином в дорогом пальто. Под мышкой он держал портфель из дорогой кожи, на локте у него висела трость, и при этом в руках пухлое портмоне, а за лацкан пальто засунут букет цветов.

— Нет, вы мне недодали, — твердит мужчина.

— Нет, дала, — монотонно отвечает торговка.

— Нет, недодали.

— Нет, додала.

— Извините, пожалуйста, — вступает Соня.

— Недодали, недодали, — господин не слышит, что кто-то пытается нарушить их с цветочницей слаженный дуэт.

— Да вы положили и забыли. Я вам полтинник дала и десятку.

— Не подскажете ли, где здесь ближайшая парикмахерская? — предприняла Соня очередную попытку.

Безрезультатно. Цветочница увлечена:

— Если бы у меня было столько денег, я бы тоже забыла, что куда положила.

— Вряд ли, — отвечает Соня. Вступить с ними в дискуссию — единственный способ привлечь к себе внимание.

И действительно, господин и торговка прерывают пикировку и глядят на молодую женщину, одинаково недовольные, что их отвлекли от важного занятия.

— Где парикмахерская, не подскажете?

— Нет, что вы до этого сказали? — требует точности господин.

— Я к тому, что деньги любят счет…

— Это точно! — обрадовался он внезапной поддержке и принялся снова донимать цветочницу: — А вы мне «полтинник», «десятка»! Не давали вы мне десяти рублей.

— Простите, вы все же не подскажете, где здесь парикмахерская?!

— Вы бы сначала посмотрели, а потом бы спрашивали и людей отвлекали! — торговка-цветочница неопределенно машет рукой.

— Извините…

Прямо перед собой, через дорогу от метро, Соня замечает крупные буквы на фасаде здания: «Салон причесок».

И Соня бежит через дорогу, через бульварчик с чахлыми деревьями, к этим буквам. Никогда еще она так не злилась на русский алфавит. Когда над ее головой мелодично звякнул колокольчик, Соня еще больше разозлилась. Какой у них интерьер! Мать родная! Безвкусица. Нечто среднее между советской парикмахерской и иностранной поликлиникой. Стены обшиты пластиковыми листами под дерево, крутом гирлянды искусственных цветов-плющей. При этом современные кресла, мерцающие холодным никелем приборы. «Как в пыточной», — думает Соня, окидывая цепким глазом территорию неприятеля.

Она подходит к стойке администратора. Администратор — милая девушка с дежурной улыбкой.

— Добрый день, — произносит Соня как диктор центрального телевидения, которой сейчас предстоит объявить повышение цен на все виды товаров.

Администраторша, видимо, одобряет экономическую политику правительства и отзывается в тон:

— Добрый день.

— Простите, у вас работает мастер по имени Маша? — спрашивает Соня.

С администраторши в момент слетают чуждые ее природе повадки, и она орет неожиданно зычным голосом:

— Плотникова! Маша! К тебе пришли!

Из зала выходит небольшого роста девушка, и тоже — младше Сони навсегда. Соня рассматривает ее сверху, размышляя, сейчас прихлопнуть или покуражиться. Садо-мазохистская сущность берет вверх.