В семействе вскоре начался разлад, и это, конечно, сказалось на ребенке. Более того, он стал свидетелем, сам еще того не понимая, любовных похождений своего папаши. В письме, которое он прислал матери, когда ему не было еще и девяти лет, есть этому свидетельство: «Я был первым в сочинении. В качестве награды за это, мадам де Х. повела меня с папой в цирк. Кажется, она вознаграждает и папу, но я не знаю чем».

Наивность этого признания не скрывает озадаченности. Во всяком случае, у Ги было с кого брать пример, и его подвиги в завоевании женщин превзойдут родительские. Стремление к подобным подвигам у него проявилось в том возрасте, когда мальчишки обычно занимаются невинными играми. Пляжи Ла-Манша в Этрета были идеальным местом для наблюдений. Он жадно следил за движениями купальщиц и позднее высказался в присущем ему стиле: «Очень немногие прошли испытание купанием. Именно там их оценивают с ног до головы». А чтобы дополнить эту оценку, он добавил: «Те, кто никогда не любил поэтически, берут женщин, как выбирают отбивную в мясной лавке, заботясь лишь о качестве плоти». В XIX веке дети, выросшие в контакте с природой, были более развитыми, чем маленькие горожане. В Фекам или Этрета, в полях или на берегу моря перед глазами мальчика открывались картины не для его возраста. Много позже поэт, которым он никогда не переставал быть, рассказал об этом по-своему:

Для мальчишки, чье воображение было созвучно чувствам, этот случай не прошел даром. И он опять же в стихах признался в этом:

Увы, как ни приятно созерцать женские прелести, но Ги должен был подчиниться общей участи подростков его возраста и получить степень бакалавра. Это было святое, это открывало дорогу в будущее. Несмотря на то что Лоре было трудно разлучаться с сыном, она отдала его в лицей Корнеля в Руане. Насколько он ненавидел религиозный колледж в Ивето, настолько ему понравилось в Руане: его очаровал сам город, а главное, люди, с которыми он там повстречался. Прежде всего это был Луи Буйе[70], друг юности его матери, писатель, поэт и хранитель муниципальной библиотеки. И еще один друг детства Лоры – Гюстав Флобер. Романы «Мадам Бовари» и «Саламбо» уже осветили его голову ореолом славы, но, несмотря на это, он с радушной простотой принял сына подруги детства и сразу же проявил к нему отцовское покровительство, столь ценное для молодого человека впоследствии. Он также давал ему не менее ценные советы по жизни. С радостью узнав, что Ги решил сделать карьеру в беллетристике, Флобер стал для него внимательным и всевидящим наставником: «Следует довольно долго и достаточно внимательно понаблюдать за тем, что хочешь выразить, чтобы найти тот аспект, который никем не был замечен и описан: каждая мельчайшая деталь содержит нечто неизвестное. Вот ее и надо найти. Только так можно стать непохожим на других».

Мопассан запомнил этот урок и максимально воспользовался им. Проведенный в Руане год стал для него очень плодотворным. Это сказалось и на его результатах в учебе, что не помешало ему, когда настали школьные каникулы, вернуться в Этрета к удовольствиям, какие мог получить юноша восемнадцати лет. И среди прекрасных парижанок, начавших познавать прелести морского купания, молодой человек встретил некую Фанни. Она была старше Ги на несколько лет, что особо льстило его самолюбию, умела чарующе смеяться и виртуозно этим пользовалась. Она сразу же догадалась, что вызывает волнение в душе Ги, и это ей весьма нравилось. Находясь под впечатлением от этой девушки, так сильно отличавшейся от его прежних полевых возлюбленных, Ги, чтобы признаться ей в своем желании, прибег к помощи своей музы и написал девушке стихотворение. Но красотка вдруг перестала с ним встречаться. Нетерпеливый по натуре, Мопассан отправился к ней. Она была в саду с несколькими друзьями и, смеясь, читала вслух его стихотворение. Какой ужас! Это унижение глубоко ранило Мопассана. Одна из его приятельниц по имени Жизель д’Эсток[71], одновременно доверенное лицо и любовница, так прокомментировала: «Об этом оскорблении Ги помнил всю жизнь. Это страдание он так и не простил другим женщинам. И даже сегодня при одном только воспоминании об этой сцене он начинает себя плохо чувствовать и не может не выразить отвращения».

Возможно, неуместный смех Фанни нанес сердечную рану молодому Мопассану и повлиял на его последующее отношение к женскому полу. Но события тех времен дали ему другие темы для раздумий. Сначала внезапная кончина старшего друга, Луи Буйе, столь остроумного и веселого. Потом получение диплома бакалавра в конце июля 1869 года. Это событие он отметил посещением публичного дома в Канне. После было прощание с детством: он поступил на юридический факультет в Париже и поселился в меблированных комнатах на улице Монсей. Для Ги это было возможностью увидеться со своим отцом Гюставом, проживавшим в том же доме. Но молодой человек скоро понял, что блудный отец не сможет ему ничем помочь. Более того, ему пришлось присматривать за этим по-прежнему неуловимым человеком.

Внимание Мопассана особенно привлекали изменения в политической ситуации и надвигавшийся кризис. Несмотря на то что французы продолжали танцевать под музыку Оффенбаха, в стенах императорского дома уже появились трещины, которые становились все более заметными и многочисленными. Не для того ли, чтобы заделать их, Наполеон III решился на войну с Пруссией? Эта война началась слишком поздно, и к ней его подталкивали самые преданные сторонники, начиная, вне всякого сомнения, с его жены. Не дожидаясь призыва в армию, молодой Мопассан пошел добровольцем на войну. За несколько месяцев из беззаботного юнца он превратился в солдата, солдата армии, которой суждено было потерпеть поражение вопреки всем ожиданиям. Увлекаемый потоком отступавших войск, он разделил судьбу тысяч юношей, отбившихся от своих полков, блуждавших по стране без определенной цели, движимых единственным желанием не попасть в лапы врага. Ненависть к пруссакам (ее отголоски мы находим в нескольких его новеллах) родилась именно во время этого унизительного разгрома. В письме к матери он несколькими словами описал свою судьбу: «Я спасся вместе с остатками нашей разбитой армии. Мне пришлось из авангарда направиться в арьергард, чтобы доставить приказ интенданта генералу. Я пятнадцать лье прошагал пешком. Пройдя всю ночь с приказом, я лег на камни в каком-то ледяном погребе. Если бы не мои крепкие ноги, я попал бы в плен. Со мной все в порядке»[72].