Москве требовалось восстановить разведывательную сеть и в Англии. Когда «Соня» и ее муж Бертон завершили подготовку новых радистов, им было приказано выехать туда. Она была уже на заметке у британской контрразведки. Еще в юности, будучи очень левой журналисткой, она вступила в компартию Германии. Потом вместе с первым мужем Рудольфом работала на советскую разведку в Шанхае. Провалились, чудом сумели бежать порознь, и Рудольф попал в американскую тюрьму…

Но «Соня» мастерски провела бдительные британские спецслужбы. Изобразила, будто ее, убежденную антифашистку, оскорбил пакт Молотова — Риббентропа, что она полностью разочаровалась в Сталине, и именно для того переехала в Англию, чтобы порвать с советской разведкой и мирно жить с мужем и детьми. Все это было разыграно настолько ловко, что англичане поверили. Настолько поверили, что так никогда и не обнаружили ее активной агентурной работы.

Третий член ее группы, Фут («Джим»), вместе с передатчиком остался в Швейцарии и перешел в подчинение Радо. В этой стране существовал еще один осколок старой сети Марии Поляковой — группа Рашель Дубендорфер («Сиси»). А для восстановления связи с ней Центр опять был вынужден нарушать правила: передать Радо по радио ее адрес. Он нашел «Сиси» и присоединил к своей организации. Вот такими способами, в страшной спешке и нередко через пень-колоду, возрождались погибшие агентурные сети. Но к приближению решающих событий они снова уже действовали и были боеспособными.

Гитлер намеревался ударить по Франции как можно раньше, не давая противнику времени изготовиться. Но это оказалось невозможно. Германской армии было еще далеко до той мощи, которую она наберет через два года. Оказалось, что в ходе польской кампании 90 % техники вышло из строя — что-то было подбито, другие танки и бронетранспортеры выработали ресурс, ломались на плохих польских дорогах. Войска израсходовали боеприпасы, осталось треть боекомплекта. Наступление приходилось отложить. Но и западные державы не предпринимали активных действий. Политики не оставляли попыток подтолкнуть немцев на восток. Пушки молчали. Солдаты коротали время игрой в футбол, слушали патефоны, рассматривали иллюстрированные журнальчики — и ждали, когда же их правительства заключат мир. Гитлера это в полной мере устраивало. Он убаюкивал противников миролюбивыми декларациями. Через разных посредников передавал предложения о готовности к переговорам. 6 октября фюрер произнес речь в рейхстаге, заверив, что Германия не имеет к Франции никаких претензий, даже не будет касаться проблемы Эльзаса и Лотарингии. А уж тем более нет причин для нарушения дружбы с Англией. Из-за чего ссориться-то? Смешно сказать, из-за какой-то «мертворожденной» Польши! Хотя ответа от западных держав фюрер не ждал, 10 октября он довел до своих военачальников директиву о разработке операции против Франции.

Но и правительства Англии и Франции уже не могли пойти навстречу заявлениям Гитлера. Слишком позорно провалились их планы «умиротворения» — они оказались в роли обманутых и перед своими народами, и на международной арене. Теперь Чемберлен и Даладье указывали, что нельзя «полагаться на обещания нынешнего правительства Германии», требовали «гарантий», «дел, а не только слов» (наверное, таким «делом» могло бы послужить нападение на СССР).

Зато у немцев активизировалась «генеральская оппозиция». Если война с Польшей завершилась успешно, то столкновение с Францией и Англией многие военачальники считали гибельным. Гальдер, Браухич, отставной Бек возмущались, высказывались за то, чтобы сместить Гитлера, даже арестовать его. Хотя вся их «оппозиция» только и ограничивалась пустыми разговорами. Рисковать своими шкурами они совсем не желали. Опять же, генералы были совсем не против того, чтобы избавиться от фюрера и заключить мир с Западом. Но при этом хотели сохранить все прежние завоевания Германии! И сохранить полученные от фюрера чины и награды.

Конкретные действия начали предпринимать только две группировки. Одна образовалась вокруг статс-секретаря МИДа Вайцзеккера, другая в абвере, под крылом адмирала Канариса. Обе они встали на путь прямой измены. Через Швейцарию и Ватикан наводили контакты с англичанами. Прощупывали, на каких условиях можно было бы заключить мир? Англичане соглашались, что за Германией можно оставить Австрию и Судеты, но при условиях, если будет отстранен Гитлер и немцы «не предпримут никаких наступательных действий на Западе» (многозначительно умалчивая о действиях на Востоке). Да и папа римский Пий XII готов был выступить посредником в заключении мира, который предусматривал бы «урегулирование восточного вопроса в пользу Германии».

Ну а отношения немцев с Советским Союзом оставались в этот период самыми радужными. В Германию шли масштабные поставки продовольствия, нефти, стратегического сырья, ей разрешили пользоваться Северным морским путем, заправлять и ремонтировать корабли в наших портах. Хотя помощь была отнюдь не бескорыстной. Третий рейх взялся поставлять в СССР новейшие образцы самолетов, станки, морские орудия и другую технику. А что особенно важно, подыгрывал планам Москвы по возвращению бывших национальных окраин Российской империи. В европейской войне наша страна объявила нейтралитет, в военный союз с Гитлером не вступала.

Но в Западной Европе Советский Союз рассматривали именно в качестве союзника Германии. В Англии разрабатывались планы диверсий, бомбардировок бакинских нефтепромыслов с иранских аэродромов. Лорд Горт и генерал Паунелл даже выдвинули грандиозный проект ударить по Германии… с востока. Доказывали, что укрепления линии Зигфрида слишком сильны, поэтому целесообразнее наступать из Ирана через Кавказ, попутно разгромить Россию — и атаковать Германию с того направления, где она защищена слабее.

Когда началась советско-финская война, в Англии и Франции будто вообще забыли, что сами находятся в состоянии войны! На первые полосы газет выносились события вокруг Финляндии, ей выражали всяческое сочувствие, готовность поддержать. В Шотландии был сформирован экспедиционный корпус в 57 тыс. человек для отправки против русских. Правда, финский главнокомандующий Маннергейм оказался умнее. Он на примере Чехословакии и Польши видел, как англичане и французы «помогают» союзникам. Поэтому обращаться к ним не стал. Как только советские войска прорвали линии пограничных укреплений, запросил Сталина о примирении и получил его, отдав Карельский перешеек и еще несколько районов.

А западные державы, увлекшись политическими игрищами, вели себя слепо и беспечно. Заговорщики из абвера передавали им точные германские планы. Времени для подготовки к отпору было более чем достаточно. Сроки наступления Гитлер переновил трижды. Сперва с ноября на январь из-за неготовности армии. Потом потерял ориентировку и совершил вынужденную посадку в Бельгии самолет, на котором находились офицеры с картами и планами операции. Ее сдвинули на март и планы поменяли. Но возникла идея начать с захвата Дании и Норвегии. А наступление во Франции назначили на май.

Помощники Канариса Остер и Донаньи также предупредили об этом. Но им не поверили. Датчане и норвежцы не объявляли мобилизацию, не приводили войска в готовность. Хотя немцы выделили очень небольшие силы. 9 апреля один-единственный батальон внезапно высадился в Копенгагене, устроил переполох, атаковал королевский дворец, и… Дания капитулировала. На Норвегию было направлено 5 германских дивизий, нацелились на 5 главных портов. У норвежцев было 6 дивизий, мощные форты береговой артиллерии, и в некоторых местах они серьезно потрепали врага. Но на аэродроме в Осло высадились всего 2 роты немецких десантников, ворвались в город. Правительство бежало, начались паника и неразбериха. С запозданием вмешались англичане, прислали флот, 7 своих и французских дивизий. Немцев стали теснить в горы. Но в это время началось сражение во Франции. Англия и Франция переполошились, принялись срочно эвакуировать свои войска на главный фронт. Норвежцев бросили на произвол судьбы. Их армия была деморализована бегством союзников и сдалась.