— Хорошо, — заверил ее Стив и ласково улыбнулся. Так ласково, что у девушки защемило сердце.

— Я ведь спрятала эту папку, а вы, я гляжу, ее нашли.

— Да, но ведь я не шучу, Рохини, это действительно очень талантливые работы. — Он присел перед одной из них и стал внимательно ее рассматривать.

На фоне Гималайских гор были нарисованы прозрачные нити, по которым на землю спускались души людей. Вдали были видны пики храмов, и разлившаяся по долине река уносила эти души куда-то вдаль…

Рохини притихла, присела рядом и внимательно следила за выражением его глаз.

— Вам действительно нравится?

— Да, — словно очнувшись, промолвил Стивен, он взял ее руку и сжал в своей. — Рохини, тебе надо продолжать. Ты талант, это нельзя так оставить. У меня есть друг в Америке, который может помочь с выставкой твоих картин!

Стивен в волнении все крепче сжимал ее маленькую руку с множеством позолоченных браслетов на запястье, пока вдруг не увидел в ее глазах смущение, и только тогда он понял, что совершил что-то недозволенное. Он ослабил свои пальцы, и Рохини, вся красная от стыда, молниеносно выхватила ее. Горя от невероятного смущения, она даже не могла на него смотреть, она заметалась на месте и, подхватив с полу упавшую накидку с яркими восточными узорами, выбежала из комнаты.

Стивен давно не смущался, но ее реакция почему-то ввергла его в это забытое чувство. Он тряхнул головой, словно от наваждения, и сел на кровать.

Сегодня он мог остаться без завтрака.

Завтрак Рохини все-таки принесла. Переступая через порог, она чуть не запнулась, и с ее подноса едва не скатились чашки и кувшин с молоком. Но она, преодолевая смущение, упрямо смотря в пол, поставила поднос перед Стивеном и удалилась, оставив его наедине со смутным состоянием его ума.

— Ты слишком себя приукрашиваешь, — говорил Гонпо, тщательно прожевывая бублик и запивая его чаем.

Стеша еще не забыла обиды, но все-таки решила досадное происшествие на лестнице, когда ее прогнала Джецун, а Гонпо нагрубил ей, постараться забыть. Но забывалось пока сложно.

Они сидели на террасе дворца с узорчатыми мраморными колоннами, увитыми ярко-зеленым плющом, и, попивая чай, любовались горами, которые так красиво обрамляли окружающее пространство.

— Знаешь, я над этим очень много думала, — отвечала ему с серьезным видом Стеша, откинувшись в плетеном кресле. — Но если взять, к примеру, что я не есть я, а другая, отличная от меня комбинация элементов, то мне Стеша нравится. Что я с этим могу поделать, если всю свою жизнь я делаю из нее мой идеал? Она именно такая, какой я хочу видеть девушку моей мечты. Я ее воспитала так, я ее слепила такой, я ее создаю каждый день. Это мой шедевр. Что я могу показать миру, как ни себя саму, именно ту, которую я выстраиваю согласно своим принципам, наклонностям и мировоззрению?

— А как же со скромностью?

— А зачем она нужна?

— Ну как же… Скромные люди не вызывают зависти, они не уничижают других, менее благополучных, своей изысканностью, они не подрывают правила общества…

— Неужели ты не понимаешь, что это все искусственно создаваемые принципы, которые вводят людей лишь в дальнейшее заблуждение?

— Каким образом?

— Если есть другие люди, с меньшими возможностями, они должны это видеть и желать преобразить свою жизнь, найти знания, с помощью которых они смогут это сделать, накопить соответствующую благую карму, которая позволит им стать значимее. Их зависть — это ущербность их ума, при чем здесь я? Наоборот, это может дать им хороший стимул преобразить свою жизнь, ведь об этом много говорится в Буддийской философии.

— Но ты ведь практикующая, ты должна быть скромной.

— Почему должна? Посмотри на практикующих девушек в серых одеждах. Неужели ты думаешь, что все они не хотят быть красивыми и привлекательными? Часто такая скромность происходит оттого, что человек просто не умеет себя показать, а не носит яркие наряды только из страха быть посмешищем…

Посмотри на индианок, какие они цветущие, разноцветные, красивые. А все потому, что в Ведах написано, что очень важно явить миру и своему мужу красоту и привлекательность, на какую женщина только способна. Разве красота не соответствует более высокому уровню, нежели серость и непривлекательность? И если в моем окружении становится больше красивого и больше красивых людей встречается, то это говорит лишь о том, что моя карма становится лучше и мои заслуги увеличиваются.

— Тебе не кажется, что ты постоянно играешь сама с собой? — Гонпо уже доел бублик и теперь в упор смотрел на нее.

— А почему бы нет, это то же самое, когда мы делаем Цог. Мы ведь подносим именно то, что нам нравится. Когда мы готовы это поднести Богам, то цепляние за это ослабевает.

— Стеша, тебя не переспорить. Я уже запутался, и у меня разболелась голова.

— Хорошо, исчезаю, — сказала она, опять обидевшись, и, взяв свой грязный стакан, удалилась.

Сидя на унитазе, она думала, что даже во дворце Джецун, где все изящно и изысканно, из ее тела выходит что-то мерзкое и нечистое, и, освободившись от этого, она какое-то время чувствует себя легче. Но на следующий день, приняв пищу, ее тело неотступно производит опять это мерзкое и нечистое.

И Стеша впадала в отчаяние. Как остановить эту мануфактуру? Как сделать так, чтобы ее тело постоянно оставалось чистым и легким? Так, чтобы этот дурно пахнущий поток испражнений исчез, преобразился в нечто другое!

Ведь Тантра работает по принципу трансформации и преображения нечистого в совершенное и абсолютное.

Или она что-то не так понимает?

Да, она слышала, что святые древности могли даже экскременты превращать в нектар. Но она не могла это сделать…

Из открытого окна доносился душистый запах фанчпори и раткирани. Рохини с упоением вдыхала его и думала о Стивене.

Она понимала, что уже жаждала его, она очень хотела, чтобы его американские ладони ласково плыли по ее смуглой спине, чтобы он прикасался губами к ее шее и ласково кусал мочку уха. Девушка глубоко дышала, представляя, как, прижимаясь своими небольшими смуглыми грудями к его литой белой груди, гладит его, скользя и еле касаясь его такого красивого, словно выточенного искусным мастером, тела.

Рохини не могла спать всю ночь. Словно в бреду, она постоянно ощущала присутствие Стивена и снова и снова прижималась к его крепкому телу.

Наутро, измученная и дрожащая, она опять готовила ему завтрак и опять, смущаясь еще более, зашла к нему в комнату.

Он смотрел на нее внимательно и понимал, что еще немного, и он может потянуться к ее маленькой руке, схватить ее, притянуть к себе и скомкать в страстных объятиях. Но почему-то перед его глазами проплывало лицо Стеши, и его страсть, которую он начинал чувствовать к Рохини, становилась сразу какой-то ненастоящей. И он, сжимая что-то внутри, тоже старался не смотреть на Рохини. Но все же однажды, когда она, разливая чай, словно случайно прикоснулась к его руке, он не выдержал и, отставив поднос в сторону, притянул ее к себе. Жаркое индийское тело на миг обожгло, волна блаженства затопила до основания, но Рохини, прильнув к нему, тут же оттолкнулась и стремглав помчалась к порогу.