У Стеши не было выбора.

— Рохини, мне понадобится твоя помощь, — сказала она, встретив во дворе девушку, несущую на голове ярко начищенный металлический кувшин, — и я тебе готова за это дополнительно платить.

— Что вы хотите, мадам? — откликнулась индианка и остановилась, поставив сосуд для хранения воды на землю.

— Мне нужна помощница по дому, потому что на хозяйственные дела у меня совершенно нет времени.

— Но, мадам, вам надо будет это согласовать с матаджи.

— Нет проблем, главное, чтобы ты была согласна. И не зови меня так официально. Мое имя Стеша. Запомнишь?

— Да, мадам Стеша, — кивнула Рохини.

Стеша только развела руками.

Стивен взял дневник и на этот раз обнаружил свежую запись. Но о нем ли она была?

«Наверное, каждая девушка или женщина всегда ждет своего принца-спасителя. Что вот вдруг появится прекрасный мужчина с сияющими глазами, в которых отразится твоя надежда на лучшее, и спасет тебя из этой клоаки. Так и я, наверное, тоже ждала, хотя, если хорошо подумать, то становится совершенно ясно, что никто не спасет и никто не осчастливит, если ты не осчастливишь себя сама. Потому что любой человек в этом мире, даже тот же принц, если он не Святой, думает в первую очередь только о себе, о своих собственных надобностях, а только потом о других, и только в том случае, если они каким-то боком соответствуют его надобностям. Поэтому прекрасных принцев в природе не существует, это лишь мечты и фантазии Грина».

Он задумался. Что-то обидное было в этих словах, но что именно, он так сразу понять не мог. Он открыл сумку и только положил дневник на место, как на пороге появился знакомый силуэт.

Стеша вошла в комнату именно в тот момент, когда рука Стивена была в ее сумочке. У девушки перехватило дыхание.

— Что ты делаешь?! — закричала она.

Стивен оцепенел. Какое-то мгновение он молча смотрел ей в глаза, потом, как бы очнувшись, пролепетал:

— Я брал твой дневник.

Стеша не верила ни своим глазам, ни своим ушам.

— Откуда ты знаешь, что там лежит мой дневник?! — вскричала она.

— Потому что однажды я случайно наткнулся на него и немного почитал.

— Как это «случайно»? Каким образом ты «случайно» залез в мою сумочку?

Стивен покраснел до кончиков ушей.

Стеша метнулась к нему и, выхватив сумку, отбежала.

— Господи, да какая ж ты сволочь!

— Постой, подожди, выслушай меня, я все объясню.

Но она не желала слушать его, она быстро собирала свои вещи, благо они были уже приготовлены к отъезду, в небольшой рюкзачок, и через несколько минут ее верный конь уже нес ее по темному шоссе в сторону Дхарамсалы.

Где-то в душе она даже радовалась, что все так получилось, иначе бы она собиралась гораздо дольше. А теперь все понятно, можно на все плюнуть и все зачеркнуть, и спокойно, без всяких отвлеченных мыслей сесть на ретрит…

— И что же ты поняла? — спросил ее кто-то над самым ухом.

— Я поняла, что свобода приходит тогда, когда тебе ничего уже не надо, когда ты ни за что не цепляешься, тогда ты, словно ветер, волен перемещаться куда угодно и не имеешь ни формы, ни веса, ни содержания.

— Как же тогда жить, если тебе ничего не надо?

— Нет, это не означает, что ты не кушаешь, не одеваешься и никуда не ходишь. Ты так же живешь, как и все остальные, но различие в том, что ты за это не держишься. Все возникает само собой, и если исчезает, то ты понимаешь, что вот что-то исчезло из твоей жизни, и значит, твоя жизнь перешла на другой уровень, и все. Это происходит само собой, без сожаления и без радости. Главное, что твое сознание ведомо мудростью, и ты сознаешь, что все явленное не обладает истинным существованием, что все взаимозависимо, что удовлетворение желаний не приводит к счастью, а порождает большие проблемы. Когда ты действительно начинаешь это понимать, тогда душа становится спокойнее и ум пребывает в радости.

Во дворце все было, как прежде. На ступенях большой лестницы сидели белобрысый русский монах и почти белобрысая русская монахиня и увлеченно читали Хорхе Борхеса «Всеобщая история подлогов»; около фигурных перил как всегда мило беседовали Ситипати, ласково притрагиваясь к разным частям тела друг друга и слегка сокрушаясь о своей худобе. На балконе, за массивным письменным столом, который был точной копией стола из дворца Монгольского Хана, сидел Хаягрива, с классическими чертами лица настоящего калмыка из университета Варанаси, и думал о том, каким способом можно посетить Париж и при этом подольше оставаться в Индии. Около башенок, задумчиво перебирая бисер и делая из него всевозможные украшения, сидела устрашающего вида Дакини со жгуче-черными вьющимися волосами и грустила о возлюбленном из Италии, а иногда о возлюбленном из Монголии, и самую малость — о бывшем возлюбленном из России. На площадке, где стояли статуи Богинь подношения, кружилась в танце другая Дакини из Башкирии, похожая на индианку, которая вообще ни о ком не грустила, а заставляла других грусть о ней. На скамейке у фонтана, где обычно сидела и слушала свой МП-3 плеер Пема, лежала только ее большая красная шляпа, тем самым, возможно, создавая видимость некого ее присутствия. Сама Пема была в Норбулинке.

Только маски по-прежнему беззаботно болтались в воздухе и, завидев Стешу, тут же стали о чем-то оживленно шептаться.

Гонпо ждал Стешу у входа.

— Мы все скоро уезжаем в Бодхгаю, — сказал он, когда она подошла.

— Ну вот тебе раз, а как же ретрит? — спросила, запыхавшись и сбрасывая рюкзак на пол, Стеша.

— Джецун сказала, что ретрит ты будешь делать одна в Алтарном зале. Тебе оставят помощника, который будет приносить еду.

— Хорошо. А что вы будете делать в Бодхгае?

— Там будут учения Далай-Ламы.

— А я, значит, не попала…

— Ну да, значит так…

Гонпо многозначительно развел руки и так немного постоял, чтобы Стеша усвоила важность происходящего. Потом, когда понял, что она расстроилась, проводил ее в маленькую комнату и оставил одну.

Стеша огляделась. Мебель была самая скромная, но зато, кроме кровати, здесь были шкаф и стол со стулом, а это значит, что можно было куда-то повесить свою одежду, а за столом поработать на компьютере. И это уже было приятно, потому что в Индии, особенно в гостиницах, чаще всего из мебели обходились одной кроватью, как будто, кроме как поспать, людям больше делать было в жизни нечего.

Но так или иначе, все складывалось довольно удачно. Заехав домой, она взяла все необходимое, дверь починил хозяин, хотя и взял с нее за это деньги, и это уже осталось там, за невидимой чертой, где все подвергалось непостоянству и желанию счастья, а получалось лишь сплошное страдание.