Я опять покивала и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась кислой и неинтересной, словно в рот положили одновременно тридцать три лимона.

Отец поставил коробку на тумбочку и быстро ко мне подошёл. Присел рядом, обнял за плечи, провёл рукой по волосам.

— У тебя был приступ? — тихо спросил он.

Я кивнула в третий раз и почувствовала, как его рука сжала моё плечо.

— И когда это закончится? — он посмотрел на потолок. — Я сегодня обязательно поговорю с главным.

«С чего он взял, что у меня был приступ? — тонкая игла уколола сознание и тут же пошла обратно, превращаясь в узкую спираль. — Неужели он такой наблюдательный?»

— Папа… — с трудом разлепив губы, выдохнула я. — Ты сможешь сделать так, чтобы я покинула это место как можно скорее?

— Безусловно, — он погладил меня по плечу. — Именно поэтому консилиум и назначен на восьмое сентября.

— Спасибо, — я судорожно сглотнула.

Впившаяся в сознание мысль никак не хотела отпускать.

— Тебе плохо? — отец приблизился и заглянул мне в глаза. — Вижу, что плохо. Ложись, тебе надо отдохнуть.

Я и сама чувствовала, что мне необходимо это сделать, поэтому не стала возражать. Отец помог мне лечь и заботливо укрыл одеялом.

— Ты посидишь со мной? — прошептала я.

— Конечно, — голос прозвучал странно и гулко, словно его обладатель находился далеко. — Конечно, я посижу с тобой, Джина.

— И расскажешь что-нибудь новенькое?

— Расскажу. Хочешь сока?

Сока я не хотела, но из вежливости кивнула. Он встал, вынул из тумбочки пакет и налил в стакан, на секунду повернувшись ко мне спиной.

— Знаешь, — задумчиво произнёс он, — когда твоя мама болела, я практически от неё не отходил.

— Расскажи, как вы познакомились.

— О, это действительно чудесная история. Я тогда был совсем молодым учёным. Как говорится, честным, умным и неженатым. И очень любил посещать одно уютное кафе неподалёку от моего дома. Однажды вечером твоя мама вышла на сцену танцевать. На ней было шикарное бальное платье — всё в блёстках, с пышной юбкой. Танцевала она хорошо, просто замечательно. И тогда я понял, что это — навсегда моя любимая и единственная женщина. На всю оставшуюся жизнь. Не буду тебе рассказывать, что я испытывал в тот момент, это займёт много времени. Скажу лишь одно — я дождался её после выступления, и она разрешила мне её проводить. Вот так мы и познакомились.

— А цветы у вас были? — глупо улыбаясь, спросила я.

— Море. Твоя мама обожала розы, я дарил их ей целыми охапками, тратил на это практически всё жалование. Но самыми главными были цветы к сентябрю.

— К сентябрю? — я широко распахнула глаза. — А почему именно к сентябрю?

— В сентябре у моей Дженни день рождения, — загадочно произнёс отец.

— Надо же, — пробормотала я, — какое совпадение, ты мне говорил, что мой день рождения тоже приходится на этот месяц…

Но отец, казалось, не слышал меня. Что-то с ним произошло, такое, чего я не успела заметить. Его взгляд устремился в потолок и стал прозрачным и нежным, словно поток свежего предрассветного воздуха. Губы беззвучно шевелились, будто он читал молитву.

— Девятого сентября, — еле слышно прошептал он и мечтательно улыбнулся, — девятого сентября родилась моя Дженни.

— Папа! — осторожно позвала я. — Девятого сентября — мой день рождения.

Поток свежего воздуха исчез. Отец взглянул на меня, его взгляд стал собранным и суровым. Он несколько раз моргнул, будто пытался избавиться от какого-то наваждения.

— Папа! — снова начала я. — Девятого сентября…

— Она родила тебя в свой день рождения, — сухо отрезал отец. — Она всегда шутила, что ты — её самый главный цветок к сентябрю.

Он пристально посмотрел мне в глаза, словно выжидал, как я отреагирую на последние слова.

Я промолчала. Что я могла сказать в тот момент? Если то, что цветок к сентябрю — это действительно здорово, прозвучало бы крайне банально.

— Выпей, — он подошёл ко мне и решительно протянул стакан. — Это, хороший, ВКУСНЫЙ, ПОЛЕЗНЫЙ сок!

Я безропотно подчинилась.

Прохладная, кислая жидкость приятно освежила рот, ставший внезапно неимоверно сухим.

— Папа, — прошептала я. — Помнишь, ты хотел мне рассказать, как я уходила в прошлое в четвёртый раз?

— Помню, — он грустно кивнул.

— Расскажешь?

— Конечно.

Я улыбнулась и вдруг почувствовала, что глаза закрываются сами собой. Приятная лёгкая истома охватила тело, ставшее воздушным и невесомым.

— Па… — начала я и провалилась в мягкую, глубокую постель, набитую черными пушистыми перьями…

24 августа. Вечер

Я проспала почти весь день и проснулась лишь к ужину. Открыв глаза, я увидела Полли.

— Выспались? — ласково спросила она.

Я сонно мотнула головой и потянулась. В голове плескалась мутная жидкость, которая никак не давала привести мысли в порядок.

— Ваш папа ушёл! — радостно сообщила женщина. — Он удивился, что вы так неожиданно уснули, и решил, что это — переутомление!

— Что я буду делать ночью? — жалобно заканючила я.

— Спать, — не моргнув глазом, сказала Полли. — А если не получится, то я сделаю вам сонный укол.

— Не получится, — я решительно тряхнула головой. — Сделайте его сейчас, я не хочу ужинать, я хочу ещё немного отдохнуть.

— Как скажете, — женщина пожала плечами. — Я как раз захватила нужный шприц! Переворачивайтесь на живот!

Я послушно повернулась.

— Сейчас начнёт действовать, — сказала Полли, прижимая холодную ватку к телу.

— Спасибо, — улыбнулась я. — Полли, а что за коробку оставил отец? Что в ней?

— Не знаю, — женщина растерянно посмотрела на яркую упаковку.

— А давайте её откроем!

— Может быть, лучше завтра?

— Нет, нет, я, хочу сделать это прямо сейчас!

— Как хотите, — Полли зашуршала разноцветным целлофаном и положила мне на кровать большую коробку нежно-розового цвета.

— Открывайте, — кивнула она.

За минуту до того, как я вновь погрузилась в мир сновидений, я сняла картонную крышку. В коробке лежала плюшевая чёрная кошка. Она воинственно топорщила тонкие металлические усы и скалила белые острые зубы, сверкая темно-жёлтым недобрым взглядом.

Я так ничего и не поняла, но лишь успела подумать: «Может быть, в детстве я действительно любила играть подобными игрушками?».

25 августа