Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Труба ТЭЦ не просто упала, а вдобавок разрушила один из корпусов. И, судя по копошащимся там спасателям, погребла в руинах немало народу. Еще два корпуса были уничтожены почти до основания, а главный треснул напополам, став напоминать гигантскую разломанную вафлю.
Наверняка со станции и с вертолетов тоже заметили внедорожники с логотипами «Горюев-Севера», что ползли зигзагами в сторону города. Но никто не вышел на связь со стрельбанами и не подал им знак. Такова была еще одна мрачная традиция Пропащего Края. Во времена бедствий китайцы приходили на помощь только китайцам, хотя в иные дни улыбались бывшим хозяевам этих земель широкой дружеской улыбкой.
До поселка при «Гордой» добрались лишь после обеда, преодолев финальные километры уже пешком. Внедорожники пришлось бросить оба. Сначала «фотон», которому вчера долили топлива, выжег его остатки, и половина охотников лишилась транспорта. Но вскоре отряд воссоединился. Автомобиль Мизгиря проехал от силы еще метров триста, когда практически на ровном месте вдруг клюнул носом и сел на брюхо. Виной тому была провалившаяся земля, где таилась коварная пустота. Неглубокая, но выбраться из нее своим ходом «фотону» не удалось.
У Мизгиря еще оставалось топливо, но пропала уверенность, что если перелить его во вторую машину, то она проедет этим путем. Стало очевидно, что весь последний час охотники загоняли себя в тупик. И вместо того, чтобы возиться с бензином и прокладывать новый автомобильный маршрут - причем без гарантии, что и он окажется удачным, - было проще дойти до поселка на своих двоих.
Трудно было сходу узнать место, где Мизгирь прожил столько лет. Скважины «Гордой» были пробурены в окруженной сухобором низине, тогда как поселок построили на каменистом холме, откуда на горизонте был виден Погорельск. И вот теперь всего за одну ночь вокруг холма выросли небольшие, но крутые горы. Самая высокая из них была раза в два выше него, а самая низкая - почти вровень с ним. На склоне одной из гор торчал разбитый нефтяной насос. А за вершину другой зацепилась цистерна, тогда как другие, сорвавшись с фундаментов, раскатились в разные стороны.
Поселку тоже досталось. Все здания были разрушены почти до основания, а в трех к тому же случился пожар. К этому часу огонь погас и над руинами поднимался лишь дым. Столбы линии электропередач попадали, водонапорная башня тоже лежала на боку. А среди развалившихся гаражей виднелись помятые машины, которые никто не успел выгнать.
Глядя издали, Мизгирь поначалу не нашел останки своего жилища - исчезли ориентиры, что ранее позволяли отличать одно типовое строение от другого. Но, присмотревшись, комвзвод обнаружил разбитую теплицу - единственную в поселке, - и отныне точно знал: развалины возле нее были некогда его домом. А также домом его семьи, которая, как отчаянно надеялся капитан, не лежала сейчас под грудой досок и бруса.
- Похоже, они устроили лагерь, - заметил Горюев, указав на пустырь за поселком, где его жители и их дети, вкопав футбольные ворота, любили гонять по вечерам мяч.
Над спортплощадкой тоже поднимался дым, но он, в отличие от дыма пожарищ, был мирным. Это горели костры, разведенные людьми, что не угодили под завалы либо сумели выбраться из-под них. В лагере было немного народу, поскольку большинство копалось в развалинах, ища погибших и раненых.
Возвращение стрельбанов было встречено со слезами. Жаль, не все слезы были радостными. В поселке хватало погибших и раненых, да и Мизгирь вернулся с потерями и дурными вестями.
Однако ему посчастливилось не соврать Илюхе. Альбина успела спасти Тарасика и Мирку до того, как дом рухнул. Пережив страшную ночь, уставшие дети спали в палатке на спортплощадке, а их мать разгребала завалы, так как в поселке не досчитывались еще троих жителей. Работы было много, и Мизгирь, выпив с дороги лишь кружку чая, отправился вместе с Илюхой на подмогу спасателям.
Связь по-прежнему отсутствовала, поэтому новостей со «Щедрой» и «Могучей» не поступало. О том, что творится в Погорельске, можно было догадаться по зареву пожаров и столбам черного дыма. Кроме огня город также изуродовала вставшая на дыбы земля. Ландшафт в той стороне претерпел не менее страшные метаморфозы, что было заметно даже без бинокля.
Но Погорельск интересовал всех в последнюю очередь, а вот другие поселки «Горюев-Севера» - уже нет. Турок, Салаир и Кельдым выкопали из разрушенного гаража автомобиль и отправились проторять дорогу к своему дому. Турок и Салаир - на «Могучую», а Кельдым - на «Щедрую», благо им было по пути. Будь жив Заика, он тоже поехал бы с ними, но на «Щедрую» приходилось везти даже не его тело, а лишь скорбные вести о нем. Да и те дойдут до адресата лишь в случае, если семья Заики уцелела.
Рассчитывать на горюевский радиопередатчик больше не приходилось. Кроме бизнеса полковник лишился и своего крылатого транспорта, от которого остался один лишь хвост. Куда подевались остальные части самолета, было неведомо - кажется, его раздавила одна из раскатившихся цистерн. И теперь две трети его были где-то вмяты в землю, а от оставшейся части пользы было не больше, чем от металлолома.
Сосчитать потери удалось только с наступлением темноты, когда спасательные работы были прекращены, и обитатели поселка собрались в лагере. Из шестидесяти пяти человек шестеро погибло во время землетрясения, включая, к несчастью, поселкового фельдшера. Три человека умерло сегодня от ран и, скорее всего, грядущая ночь станет последней для кого-то еще. Это не считая стрельбанов «Гордой» Барсука и Чугуна, коих прикончил «зверь».
Жизнь дюжины раненых была пока вне опасности, хотя многие из них нуждались в серьезной медицинской помощи. Пятеро нефтяников числились пропавшими без вести. Четверо из них накануне катастрофы отправились в Погорельск и не вернулись. Одного своего коллегу не нашла эвакуировавшаяся со станции дежурная смена. Последний, скорее всего, тоже был мертв. Да и насчет оставшихся в городе имелись большие сомнения. Они могли возвратиться домой раньше Мизгиря, но их до сих пор не было - не слишком обнадеживающий факт.
Не считая Горюева, у костров в этот вечер собралось тридцать три человека. Девятнадцать мужчин, восемь женщин и шестеро детей. Ну или двадцать мужчин и пятеро детей, если учесть, что Илюха не отсиживался в лагере, а разбирал завалы не покладая рук вместе с отцом.
Счастливчиков вроде Мизгиря насчитывалось около половины. Прочие оплакивали погибших родных или хлопотали над ранеными. Ярило потерял жену, а Горыныч - трехлетнюю дочь. Вдова Барсука, до последнего надеявшаяся на возвращение мужа, билась в истерике и ревела не переставая. Единственный, по кому никто не лил слез, был Чугун. Он подобно Кайзеру, Боржоми и Пенделю, не имел семьи, что в итоге стало для него благом.
Тяжелее всех пришлось Хану - он потерял и жену и двух малолетних сыновей-близняшек. Жизнь последнего его ребенка оборвалась уже сегодня, после того, как его вытащили из руин. Малыш не дожил до возвращения отца всего полчаса и умер, безостановочно зовя папу.
Хана даже не пытались утешать, ибо это было бесполезно. Он так и сидел, бледный и недвижимый, словно статуя, над телами близких. Кто-то поставил рядом с ним кружку с горячим бульоном, но он к ней не притронулся. Лишь иногда начинал мотать головой. Видимо, спорил с собственными мыслями, отказываясь поверить в то, на что глядели его остекленевшие от горя глаза.