Что англичане могут нам инкриминировать? Мол, их боевой корабль шёл по нашему пути и нарвался на плавучую мину, сброшенную с наших судов? Чушь, взрыва не было, только когда котлы рванули, залитые ледяной морской водой, были взрывы, а с берега мы получили информацию, там с маяка видели, что на крейсере был пожар. Мы тут при чём? Англичанам это не скажешь. Официально они ничего делать не будут, а гадить исподтишка – это всегда пожалуйста, за ними не заржавеет. Я, правда, тоже могу начать тайную войну – взвоют. Но начинать сейчас не хотелось. У меня большая война впереди. Вот после неё посмотрим. Если достанут, конечно.

Как-то незаметно я уснул, провалившись в яркий сон с боями, взрывами и тонувшими судами. Очень хороший сон, мне понравился, мы там японцам моськи начистили. И почему-то англичанам, они против нас совместно воевали. Наркоту я не применял, но, надеюсь, сон вещий. В глюки я уже верил, часть моей команды участвовала на трофейном японском миноносце в атаке «Микасы», я их помнил. А от таких подтверждений просто так не отмахнёшься. При этом подсаживаться на наркоту я как не собирался, так и не собираюсь.

* * *

Вышли в Атлантику мы благополучно. Никто нас не останавливал, да и вообще в той непогоде, что нас окружала, заметить вблизи какое-либо судно не представлялось возможным, шёл ливень со шквальным ветром. Так легко таранить неизвестное судно, если оно нам попадётся. Больше всего я опасался потерять «Днепр». «Щука» ладно, Андрей был в курсе точки возможной встречи, если потеряемся. А Игнатов может и заплутать. На моей впереди идущей «Оке» и на «Щуке» были включены прожекторы, направленные назад, так как на замыкающем угольщике их не было, ни к чему. Шли мы на десяти узлах, быстрее не получается, волны высокие, зарывались в них носом. Вода долетала до палубы. Боцман, обвязавшись верёвкой, проверял люки, брезент, что их закрывал. Это чтобы вода не попала в угольные ямы и во внутренние отсеки судна. На всех судах велись эти проверки.

Маршрут я держал на Фарерские острова, в той стороне нас точно не будут искать. За пятьдесят миль до них повернём и направимся точно на Французскую Гвиану, двигаясь по центру Атлантики к мысу Горн.

Поход начался тяжело, люди уже сутки, сменяясь на вахтах, вели суда при крайне плохой погоде, пока везло, не потерялись. Когда доберёмся до тропиков, найдём островок и дам всем отдых на пару дней. Нет, суток хватит, мы реально торопились. Несмотря на то что англичане, похоже, ополчились на меня, прислали же крейсер, запугать решили, мы успеваем добраться до Порт-Артура до начала войны. Да, успеваем. На пару недель раньше придём. Главное, чтобы угля хватило, нужно идти экономичным ходом. Тогда точно хватит.

Ко второй моей ночной вахте мы подошли к точке поворота. Было очень тяжело, мы добрались к ней уже под утро, и, не используя радиостанции, соблюдая радиомолчание, я велел вахтенному выпустить сигнальные ракеты, сообщая, что сейчас будет поворот. На «Щуке» повторили наш сигнал для рулевого «Днепра», и, похоже, манёвр прошёл нормально, никто не потерялся. А когда совсем рассвело, я отправился отдыхать. Снова повела «Щука» под управлением Андрея, мы двигались к экватору. Кстати, за последние несколько часов стало тише, хотя волны оставались такими же высокими. Нам с угольщиком ладно, вполне крепкие и большие морские суда, а вот яхту мотало, и, похоже, измотать на борту успело всех. На одной силе воли держались. Но сейчас мы уходили туда, где спокойней. Саламатин даже скорость под вечер решил увеличить до двенадцати узлов. Я дал добро.

А следующим утром я не проснулся, и последовали несколько дней редких просветлений и сплошных кошмаров. Надо же было такому случиться, что мой организм дал сбой, подхватив вирус. Банальная простуда вылилась в тяжёлую форму пневмонии. Чаще всего я видел лицо нашего судового врача, как же хорошо, что он был именно на моём судне!

В одно из первых своих просветлений, когда я хоть немного мог соображать, то выслушал доклад Гарина, который взял на себя командование не только «Окой», но и всей экспедицией. А соображать я смог только на шестой день. Как же хреново без антибиотиков, и почему я их не сделал в своей лаборатории? Простенькие даже на таком оборудовании реально было произвести, тем более я умел и знал как. Пробовал по молодости. Думал, денег заработаю. Мальчишка был, десять лет едва исполнилось. В принципе, если поднапрячься, можно расширить лабораторию и пенициллин вывести. Я его не делал, но формулу создания помню, да и читал все этапы изготовления, не новые, а те, что в конце Второй мировой войны разрабатывались. Там производство упрощено было.

Так вот, когда брат Гарина заметил, что я вполне нормально реагирую на все раздражающие факторы, то есть очнулся и выругался слабым голосом, то сразу вызвал моего тёзку, который прибежал из рубки.

– Где мы, что случилось? – слабым голосом спросил я.

Тут меня озноб пробил, и всё тело покрылось липким потом, но выслушать доклад тёзки прежде, чем вырубиться, успел.

Мы уже третий день как спускались к экватору, краем зацепили серьёзный шторм, и, чтобы не влипнуть в него, стали уходить сильно вправо, к американскому побережью. Шли походным строем. Это пока всё. То, что мотало, я и без доклада Гарина заметил, вон, его брат зелёный ходил. Тот уже тысячу раз пожалел, что отправился с нами, страдая приступами морской болезни, он был не очень хорошим мореходом, правда, несмотря на плохое самочувствие, о своих прямых обязанностях не забывал: лечил меня, бывшего пограничника Олега, получившего ножевую рану у пакгаузов, и ещё одного моряка с переломом руки и двумя сломанными рёбрами. Больше никто из моряков не страдал, все имели крепкие и, что уж говорить, привычные организмы. А моряк, что поломался, так это когда шторм начался и все три наши судна стали от него убегать, так он, будучи вахтенным, проводил осмотр, и его волной бросило на леера. За борт не смыло только благодаря страховочной верёвке. Кстати, он с «Щуки» был. Прямо на ходу борт с борта передали, используя судовой кран. Это всё проделали, когда потише стало, Гарин тут командовал.

Потом были ещё краткие просветления, но в следующий раз я очнулся не скоро и, что немаловажно, прислушавшись к себе и окружению. Моя каюта была пуста. Хотя нет, Ен дремал рядом на стуле. И я вдруг понял, что мы стоим, я не услышал работу судовых механизмов. Ну а то, что был день, стало понятно по светившему в иллюминаторы солнцу. То, что всё, я выкарабкался, стало понятно по крохотному приливу сил. Если раньше я с трудом двигал головой, не имея сил поднять руку, то сейчас сам, хоть и с некоторым усилием, пошевелился.

Прочистив горло, я позвал Ена. Тот, почти сразу дёрнувшись и чуть не свалившись со стула, очумело посмотрел на меня.

– Доброе утро, – сказал я. – Всё, я вроде пришёл в себя. Сил нет, похоже, опять гантели тягать придётся, возвращаясь в форму, но это не страшно. Выкарабкался, вот что главное. Почему стоим и кто на борту? У нас что, топки затушены? Почему работу судовых механизмов не слышу?

– Очнулся, – широко и радостно улыбнулся Ен и, вскочив на ноги, тут же засуетился вокруг меня.

Первым делом напоил, свежая вода, действительно свежая, без привкуса, как у нас в бочках и баках, я это сразу определил. Выпил весь стакан, потом ещё половину осилил.