Камаль с Экспертом приехали в «Магеллан» к шести вечера, самое время для неспешного ужина. Посетителей было немного, и можно было выбрать место поудобнее. К ресторану их доставил «Мерседес». Четверо охранников (таково было требование пакистанца по приезде), выстроив классическую «коробочку», провели их до трапа, где новых посетителей встретил маленький кругленький метрдотель, одетый вовсе не по‑корсарски: на нем был неплохо скроенный смокинг, а пухлую шею перетягивала бабочка, отливающая черным золотом. Выслушав пожелания клиентов, он провел их к противоположному борту, где возле натянутого бутафорского такелажа был установлен столик на двоих. Телохранители разместились по соседству: двое с боку, двое ближе к трапу, таким образом держа под контролем все пространство.

В следующее мгновение к столику подплыла официантка, облаченная в яркий национальный костюм. Девушка с легким полупоклоном положила на стол две книжки меню, затянутые в темно-бордовый бархат, и защебетала на неплохом английском языке с приятным акцентом:

— Желаете аперитив, господа?

— Ты что будешь? — открывая меню, спросил Камаль.

— На твое усмотрение, — безразлично пожал плечами Эксперт, глядя на него в упор поверх узких очков с затуманенными стеклами без диоптрий.

— После таких нагрузок я предпочитаю крепкие напитки, — пакистанец показал официантке два пальца. — Для начала «Кровавая Мэри».

Когда девушка удалилась, Эксперт не выдержал и спросил, указывая подбородком на мрачных телохранителей:

— А как гориллы отреагируют на такую вольность правоверного?

— Они будут пить свой зеленый чай и молчать. Низовое звено, их удел исполнять, а не обсуждать действия старшего.

— Ты такой отчаянный? — недоверчиво спросил Эксперт. — А если кто‑то повыше, имам или даже муфтий, которому они донесут, отдаст приказ тебя наказать? Ведь каждый из этих узколобых, не задумываясь, набросит на шею удавку или зарежет тебя, как жертвенного барана. Зачем понапрасну рисковать?

— Все мы под богом ходим, — задумчиво проговорил Камаль. — Только эти, как ты их назвал, гориллы подчиняются отнюдь не имамам, и даже не своим бедуинским вождям, от которых их взяли, а своему хозяину. А он, в свою очередь, приказал им охранять меня, подобно сторожевым псам, и ничего не видеть, кроме врагов.

— Он такой, — вынужден был согласиться Эксперт. Имя главаря «Аль-Каиды» они не упоминали даже в разговорах между собой, не говоря уже о публичных местах.

Наконец появилась официантка, держа на подносе два высоких бокала с кроваво-красным томатным соком, над которым тонкой полоской была налита водка. Сверху бокалы, подобно петушиным хвостам, украшали веточки зелени.

— Что‑нибудь еще будете заказывать? — по‑прежнему мило прощебетала девушка, улыбка на ее кукольном лице казалась приклеенной.

— Сперва аппетит нагуляем, — подмигнув, ответил Нури. — Когда проголодаемся, позовем тебя. — Вытащив стебель сельдерея, поднял бокал и произнес: — За успешные испытания, — и в несколько больших глотков выпил его содержимое. Его лицо выражало явное наслаждение от обжигающей крепости алкоголя и прохладной густой и соленой массы томатного сока.

— Вы только выглядите как правоверный, но ведете себя, как настоящий гяур, — не прикасаясь к фужеру, проговорил Эксперт.

— Я слишком много времени провел в Европе — сначала получал начальное образование, потом по долгу службы. Ты пей, дружок, мы проделали большую работу и заслужили право расслабиться, — заметив, что парень колеблется, тоном старшего товарища посоветовал пакистанец. — Ведь впереди нас ждут дела куда значительней и сложнее.

Когда Эксперт со стуком поставил бокал на стол, пакистанец жестом приказал повторить. Выпитая водка приятно разливалась по телу. Страх покушения, который еще совсем недавно холодным комом бился под солнечным сплетением, исчез, испарился, растаял. «Кого бояться? Со мной четверо опытных и вооруженных до зубов телохранителей, и здесь самый безопасный район города. Действительно, лучший способ победить страх — это его пересилить».

— Ну, хорошо, если тебе так нравится образ жизни неверных, то зачем ты примкнул к нашему движению? — уже смелее пригубливая вторую порцию «Кровавой Мэри», созрел для вопроса Эксперт.

— Месть. Сперва это было детское желание отомстить английским снобам за издевательства, причиненные мне в лицее. А когда убили моего брата, богослова, настоящего правоверного мусульманина, это желание приобрело конкретную форму, — откровенно ответил Нури. — Но образ жизни неверных действительно мне больше по вкусу, хотя я стараюсь придерживаться обычаев предков. Это уже как болезнь: ты можешь ее ненавидеть, но все равно ею болен.

— А я родился в Европе. Мои родители переехали в Германию из Измира еще до моего рождения. Отец — крупный судовладелец, имеет свои представительства не только в Западной Европе, но даже в США и Австралии. Свое детство я провел в закрытом лицее под Женевой. Причем никаких издевательств со стороны одноклассников не знал, был одним из них. Вместе играли в регби, ходили в бассейн. Правда, я никогда не забывал, что рожден турком, и потому зачитывался книгами по истории Османской Империи. Когда поступил в Технический университет, оказалось, что там я не один такой. Мы были схожи по цвету кожи, вероисповеданию; как шарики ртути, притягивались друг к другу. Впоследствии, долгими часами сидя в кофейне, говорили об истории и ее несправедливости. Мечтали о возрождении великой Турции. Потом среди нас, безусых юнцов, появился взрослый мужчина — его привел кто‑то из студентов. Он стал общаться с нами, объяснял, что в одиночку Турция не сможет стать великой, потому что все неверные объединились, а одному драться против многих — значит никогда не победить. Мусульмане должны тоже объединиться в единый Халифат, тогда весь мир окажется у наших ног. И я вступил в «Партию исламского освобождения»[9]; ну, а чуть позже мне принесли взрывчатку и предложили изготовить бомбу. От взрыва моей бомбы разлетелась на куски емкость с азотом, было много жертв. Полиция начала аресты членов нашей ячейки, мне пришлось бежать. Почти десять лет я провел в скитаниях по разным лагерям, делая хитрые взрыватели для боевиков, готовых отдать свои жизни за идею Всемусульманского Халифата. И только там, в знойной пустыне, я понял, как скучаю по своему прежнему образу жизни, который не ценил. Возненавидел свою младшую сестру, которая ни разу не надела хиджаб, не прочитала ни одной суры из Корана, а все деньги отца достанутся ей. Я был благодарен Аллаху, что меня прикрепили к вашему проекту, я каждый день из кожи вон лез, чтобы доказать свою необходимость. А по ночам с ужасом думал: вот, скоро все закончится, и меня вернут в жару Аравийской пустыни или, чего хуже, во мрак афганских пещер.

Алкоголь развязал парню язык, и теперь он говорил без остановки, как будто смертник исповедовался перед казнью. Камаль не любил выслушивать чужие исповеди, своих проблем хватало с лихвой.