– Действительно, немного… – раздумчиво выговорил Капрал.

Он подошел к перилам и посмотрел вниз. Лысый Тарасенко, приплясывавший у эстрады, непонятно как почувствовал на себе взгляд Иона. Тут же обернулся, задрал голову, развалив надвое круглое лицо широчайшей улыбкой. Замахал руками, демонстрируя, как приятно ему хозяйское внимание.

– Предъяви ему, – сказал Ион.

– Кому? – не понял вначале Фриц. Шагнул к хозяину, увидел, куда тот смотрит. – Тарасенке, что ли?..

– Пусть расплачивается, – кивнул Ион. – Не буду я больше ждать. Честь и Совесть здесь, конечно… зазывалки для быдла. А вот насчет долга ты не прав. Долг здесь – понятие святое. Пусть платит по своим долгам. А не сможет – магазины его заберем. Каждый получает то, что заслуживает.

Фриц опять поскреб подбородок обтянутым в черную кожу протезом. Взглянул в лицо хозяину – не шутит ли? Нет, какие тут шутки… Да что с ним такое, с хозяином?

– Иван Иванович… – осторожно позвал Саня. – Может, не надо, а? Он ведь родственник ваш. То есть, получается, – свой.

– Нет у меня здесь своих, – коротко и жестко ответил Капрал. – Предъявляй Тарасенке. Пусть платит. Понял?

– Понял, – вздохнул Саня Фриц.

– Делай. Сегодня же.

– Так праздник ведь сегодня! – хотел возразить Саня, но вовремя осекся. – Слушаюсь, – проговорил он вслух.

* * *

– Вперво, надобно поднять всех, – распорядился Трегрей, вслед за Двухой и Сомиком покинув «Купеческий» ресторан. – Возможно, удастся перехватить…

– Сделаем, – кивнул Сомик, вынимая из кармана телефон.

– А может, зря шухер поднимаем? – проговорил вдруг Двуха. – Как-то это все… странновато. Сам посуди, Олег. Есть некто Иван Иваныч Ломовой. Ну, имеет недвижимость кое-какую, которую светить не хочет. Ну, крутят холопы его темные делишки всякие. И что же ты думаешь, этот Ломовой ваш будет мочить всякого, кто его белье на публику тряханет, а? Да про него, про Ивана Иваныча этого, в Сети столько гадостей понаписано – и ничего. Никого он вроде бы раньше не убивал за подобное.

– Да, – опустив телефон, поддержал Двуху Сомик. – Мне тоже кажется, что паниковать сейчас и предполагать самое худшее – не стоит.

– Загулял Гога – только и всего, – брякнул еще Двуха. – Завтра найдется в кабаке каком-нибудь.

– Твой информатор из спецслужб… – понизив голос, произнес Женя. – Ему… можно верить?

– Ему – надобно верить, – подтвердил Олег.

– А я вот лично сомневаюсь, что Ломовой отдал приказ убрать Гогу, – упрямо сказал Двуха. – Нелогично это. С чего – на самом-то деле – ему вдруг Гогу убивать?

– Мой информатор из спецслужб, – проговорил Трегрей, – сообщил лишь, что Виктор – в смертельной опасности, и та опасность напрямую связана с пресс-конференцией, которую он невдавне дал. Из этого вовсе не следует, что Виктору угрожает именно Ломовой.

– А кто ж еще?!! – в один голос вопросили Игорь и Женя.

К ним мягко подкатилась красная «восьмерка».

– Позвонил кому надо, – высунулся из автомобиля Никита Ломов. – Если в полиции информация какая-нибудь появится… мне первому знать дадут. Да, кстати, вот адрес этого… Всеволода Кареновича, – Никита протянул сложенный вдвое листок из блокнота. – Совсем недалеко отсюда проживает гражданин.

– Я сгоняю, – предложил Двуха. – Побеседую.

Олег кивнул ему и перевел взгляд на Сомика.

– Надобно поднять всех, – требовательно повторил Трегрей.

* * *

Этой ночью редкие прохожие в испуге шарахались от группок молодых людей, целеустремленно прочесывавших улицы центрального района Саратова, нырявших во дворы и подворотни, перекликавшихся в скверах и парках.

Этой ночью престарелому парню Севке, журналисту с двадцатилетним стажем, впервые в жизни пришлось излагать события, ни на йоту не отклонившись от истины. Уж очень страшны показались престарелому парню Севке железные кулаки нежданного визитера, одним мощным ударом снесшего дверь его квартиры с петель.

Этой ночью до самого рассвета медленно кружила по городу красная «восьмерка», на пассажирском сиденье которой застыл, приложив сжатые кулаки ко лбу, молодой человек, зовущийся Олег Гай Трегрей. На левом виске молодого человека бешено пульсировала голубая жилка. И глаза его были закрыты, но он видел то, чего не мог видеть никто во всем этом огромном мире: ослепительную пургу тысяч и тысяч вспыхивающих и затухающих молний – следы энергетических импульсов сознаний окружающих его людей. Он искал, Олег Гай Трегрей, в этом сияющем хаосе – импульс сознания одного-единственного нужного ему человека.

И не находил.

* * *

А тот, из-за кого завертелась вся эта нервная суматоха, сам уже никуда не спешил. Он лежал лицом вниз, неудобно подломив под себя руки, под автомобильным мостом, на бесконечно растянутой решетке железнодорожного полотна. И не было ему уже ни больно, ни страшно. Покоился он неподвижной глыбой, органично влепленной в ночную равнодушную полутьму. И под светом ледяного лунного шара мертво поблескивал чудовищной вмятиной его бритый затылок.

* * *

Рано утром зазвонил мобильный телефон Ломова. Никита сразу активировал режим громкой связи.

– Это я… – звонивший стесненно покашлял, как будто чувствовал себя в чем-то виноватым перед Никитой. – Ты просил информировать, если что… Нашли друга-то твоего.

– Где? – сразу все понявший по интонациям собеседника, выдохнул Никита.

– Под мостом через железку на «Стрелке». Прямо на полотне. Хорошо еще, путевой обходчик вовремя углядел. А то б и экспертизу особо не на чем проводить было. И чего он туда поперся-то, скажи?

– Предварительные версии гибели есть какие-нибудь? – не отвечая, сам спросил Никита.

– Наиболее очевидная – несчастный случай. Водкой разило от… Как его?.. Гогин, ага. Водкой разило от Гогина, говорят, шагов на пять. Да и неподалеку нашли бутылку разбитую, отпечатки снять не успели, конечно, но скорее всего – его бутылка. В осколках алкоголесодержащая жидкость имеется, то есть бутылка совсем недавно лежит. Вчера-то дождь был… Ну… сам понимаешь. Свидетелей-очевидцев нет. Камер наблюдения в окрестностях – тоже. Гулял, вероятно, твой Гогин после посиделок каких-нибудь, понесло его через мост, вот и… Сверзился. Да еще так неудачно: судя по характеру повреждений и местоположению трупа, он еще в полете о стойку фонаря приложиться умудрился. Головой. На затылке проломище – кулак влезет… – звонивший замолчал, снова неловко кашлянув.

– Может, он все-таки не сам? – спросил Ломов.

– Может, не сам, – легко согласился его собеседник. – Только кто теперь это раскопает? Пьяный, ночью, с пузырем в руках. Перегнулся через перила (там перила невысокие) – и привет. Тело аккурат под фонарем лежит, потому, кстати, его и нашли быстро. Нет, если сверху команду дадут, начнем копать, конечно, по-настоящему. Ну, а если нет… Короче, ты сам бывший опер, Никит, всю кухню знаешь.