Зигфрид призадумался. Здесь нужно было отвечать осмотрительно, понял он.

– Я подрабатываю писцом, – осторожно сказал он, – а сейчас направляюсь на аудиенцию к королю.

Вот, вроде ничего не разболтал.

– Вот это новость! – оживился Альберто. – А по какому вопросу аудиенция?

– По… по вопросу моего города Плаксингтона, – сообщил Зигфрид.

– Сенсация! То есть вы, милейший, уполномоченный представитель целого города?

– Да, – согласился Зигфрид, поразмыслив и решив, что он не понял этот вопрос.

– Да вы что! – восхитился тем временем его собеседник. – Как же повезло вашему городу, что вы встретили меня, – нескромно заметил он, – а то бы вы окончательно заблудились и ваша ответственная миссия окончилась бы полным крахом, едва начавшись!

– Скажите, – хитро перебил его Зигфрид, меняя тему и щуря глаз, – а затмений вы в последнее время не наблюдали?

Альберто отреагировал весьма загадочным образом. Он вдруг споткнулся, огляделся по сторонам, подскочил к Зигфриду и таким же заговорщицким тоном прошептал, хотя в округе не было видно ни души:

– Нет.

Зигфрид заподозрил неладное и прищурил второй глаз.

– Скажите, а каким вы находите сегодняшнее солнышко? Не слишком ли оно греет?

Лицо Альберто исказилось в плохо скрываемой панике.

– Я не понимаю, о чем вы говорите! Как по мне, солнце отличное!

– Правда?

– Честное слово! Со всех сторон заурядное. Ровно такое же, как и, скажем… две недели назад! И да, вы знаете, великое множество дракончиков занимается заполнением табличек, только в моей комнате их девять, помимо меня! А лично я пребываю в заслуженном отпуске и знать ничего не знаю ни про какое затмение!

Зигфрид смутился и прекратил расспросы. Но впечатление об Альберто у него складывалось неоднозначное.

Они пошагали молча.

Альберто, сославшись на пережитый дискомфорт («Ей-богу, я чувствовал себя как на допросе! И что на вас нашло!»), по-свойски проник в котомку Зигфрида и прикончил сухарики.

Посокрушавшись про себя об исчезнувшем провианте, Зигфрид вспомнил про тележку своего нового знакомого.

– Скажите, Альберто, а нет ли у вас в тележке чего-нибудь съестного? Все-таки путь предстоит неблизкий, а вы все съели…

– Ерунда! – отмахнулся второй дракончик. – Харчевня уже совсем близко.

Оставшийся час дороги они скоротали в неловкой беседе. Зигфриду удалось выяснить, что его попутчик находился в «в творческом отпуске» и сейчас возвращался в столицу для триумфального восстановления на службе. По замечанию самого мастера таблиц, работники канцелярии глубочайше по нему скучали, а работа трагически не спорилась.

Все вопросы о содержимом своего рундука Альберто старательно игнорировал.

– Там лишь обыденные туристические принадлежности, – уклончиво отвечал он. – Я знатно попутешествовал в отпуске и стяжал некоторые сувениры. И, конечно же, там личные вещи. Одним словом, ничего стоящего. Идемте же скорее – харчевня совсем рядом.

– А для кого сувениры? – обрадовался Зигфрид.

– Для семьи, знаете ли, – заметил Альберто.

– Ах, у вас большая семья?

– Преогромная! Мой дядюшка весьма известен – возможно, вы у себя в Плаксингтоне слышали о великом герцоге Бришпольте. – Зигфрид покачал головой. – Так это он. Был некогда советником короля, но в последнее время отошел от дел – переутомился. Король ему проходу не давал, чуть что, сразу бежал за советом. Куда бы мне, друг мой Бришпольт, перенаправить флот? А не нужна ли мне, друг мой Бришпольт, пристройка у западных ворот? А не проверите ли вы, дражайший советник, состояние королевской казны? А хорош ли мой новый указ? А коли нет, не составите ли вы новый? И все в таком духе. В один прекрасный день мой дядюшка топнул лапой о ковер и сказал решительное нет. Говорят, его тенор до сих пор звенит под сводами личных покоев короля: Нет, нет, нет, и еще триста тридцать три раза нет на все вопросы. Категоричный персонаж! Но ко мне питает необъяснимую слабость, скажу я вам. Была у нас как-то доверительная беседа. «Ты», говорит, «мой племянник, далеко пойдешь, коли вздумаешь устроить себе карьеру государственного мужа. Наш бедняга король совсем потерялся без моей помощи, и дела в королевстве пошли кое-как. Нужна сильная лапа! Так позволь назначить тебя моим преемником. Послужи отчизне, милый Альберто!» Я, знаете ли, отказался. «Нет», говорю, «любезный сородич, не могу принять на себя такую честь.» Он изумился, вестимо, и вопрошает: «Каковы причины?» «Я, говорю, всей душою ощутил, что не сказал еще своего последнего слова в заполнении таблиц. Ремесло без меня осиротеет,» говорю. И с тех пор он еще пуще меня зауважал, на всех приемах брал за лапу и подводил ко всяческим вельможам, представляя: «Вот племянник мой Альберто, ответственнейший из драконов.» Право, не пойму, за что мне такая честь, ну да и шут бы с ней! Он славный старик, мой Бришпольт. Матушка моя была в свое время первой красавицей двора – стройный хвост и томный взгляд, плавный шаг! Говорят, сам тогдашний король за ней таскался, но матушка его тут же осадила, как только монаршие симпатии дошли до ее ведома. «Это как же так,» говорит, «за мною, замужнею драконихой, вздумал увиливать! Стыдоба!» И как бросится к батюшке на шею. А батюшка сам не прост – от драконих в свое время отбою не имел. Но погиб, погиб в расцвете сил!

Зигфрид был сражен.

– Как, погиб?

– Канул в расселину, спасая карету с иностранным послом! – продекламировал Альберто и смахнул слезу.

Зигфрид не решился продолжать разговор, и они молча побрели дальше, каждый в своих мыслях.

Альберто принимается за дело

Таверна притаилась на границе Западных лесов.

Редкие деревья по обе стороны дороги робели перед могуществом древнего леса и смотрелись неуместным отголоском мягкой Плаксингтонской природы. Зигфриду сделалось не по себе при виде дремучей стены вековых стволов, но Альберто, завидев знакомые пейзажи, воодушевился пуще прежнего.

На самой опушке располагался перекресток. Здесь тракт убегал в чащу и терялся в сумеречной мгле, а два его притока – Северный Путь и Южная Тесемка, ответвлялись направо и налево, каждый по своим делам.

Чуть дальше, уже за чертою леса, притаилась таверна – грубое трехэтажное здание из могучей темной древесины. Ее внушительный вид вкупе с надвигающейся темнотой и слабым сиянием самозваного солнышка произвели на Зигфрида угнетающее впечатление. Он тут же подумал о том, что в этом негостеприимном на первый взгляд пристанище его ожидает хороший ужин и теплая постелька, но настроение никак не хотело улучшаться.

Альберто привычным жестом распахнул дубовую входную дверь и ворвался в главный зал. Зигфрид, кое-как затащив по широким ступенькам тележку, заковылял следом.

И чуть не ослеп от света тысячи свечей.

Богатые, пусть и немного грубоватые канделябры