Настя неопытными движениями лишь помогает. Ручкой пытается стягивать кожу как можно больше, чтобы член превратился в пульсирующий леденец, а ртом она старается вобрать его как можно глубже.

И я не сдержался. Струя семени туго ударила в жаркие объятья рта. Настя дёрнулась, закашлялась, а член, оказавшийся на свободе, но всё ещё стиснуты её ручкой, принялся обстреливать лицо и голову юной нимфы, пока та резко не поднялась и вообще не пересела.

— Дьявол! Прости меня! Я… я виноват, — затараторил я, тоже подскакивая. Как и следовало ожидать — моя прекрасная дива оказалась вся в семени.

Но, вдруг, словно подснежник весной, из неё вырвался смешок и спустя секунду Настя залилась смехом. Что натурально спасло меня от сердечного приступа.

— Это было так неожиданно, Саша, — посмотрела она одним глазом, ибо второй всё ещё залеплен. — Меня Катя предупреждала, но не сказала, что так много и вообще…

— Катя?! — буквально подавился я. — Вот чер… хм-м, скорая она на поступки. Так, погоди, я помогу…

Спустя минуту на кровати оказался весь набор средств при постельных утехах. И салфетки, и бумажные полотенца, и влажный аналог первых. Я, в итоге, попросил моего прекрасноволосого ангела сидеть ровно, а сам принялся стирать с неё следы безумного наслаждения.

Мне должно быть стыдно, это должно смущать и, может даже, вызывать отвращение. В комнате стоит густой запах спермы и травяного чая. Я старательно стираю с Насти каждую капельку, но лишь больше прежнего ощущаю томление. Словно это тоже какой-то фетиш. Пусть и успел натянуть шорты с трусами, но топорщится член весьма заметно.

Как бы то ни было, но на сегодня мы прервали ласки. Я осторожно намекнул, что если она хочет, то… но девушка дала понять, что случившимся она довольна.

Раскрыв настежь окно, я пригласил Настю к столу.

— Спасибо, — приняла она чай. — И за трусики, кстати тоже. Так неожиданно. Я успела забыть о них.

Ответом послужила моя улыбка. Говорить вообще не хочется. Я до сих пор под очарованием.

— Знаешь… — посмотрела в сторону Настя, — кажется я поняла, о чём ты тогда говорил в лесу. Вовсе бы не хотелось, чтобы мои любимые пчёлки всю жизнь воевали против мёда.

— Ты большая молодец!

— Почему? — тут же переспросила она, искренне заинтересовавшись.

— Во-первых, не будь ты такая симпатичная, то мне бы не захотелось рассказывать про мёд и пчёл, — снова подарил я ей улыбку, — но важно другое — ты самостоятельно осмелилась сделать шаг из безопасной крепости, в которой жила. Разве мог бы я винить тебя, если бы решение было другим? После того, что пытались сделать те гады.

— Какие?

— Ну, бывшие твои дружки.

— А-а-а, — немного нахмурилась она. — Да, наверное. Но это уже в прошлом. Не хочу про них говорить.

Я кивнул и подлил её чая. Потом аккуратно взял блюдце и добавил туда пирожное.

— Хочешь чтобы я растолстела, да?

— Хм-м… — взялся за подбородок я, а следом чуть не хлопнув себя по лбу, полез в пакет. — У нас же фруктовый салат есть и просто нарезанные фрукты. Вот, угощайся!

Настя застонала от предвкушения и уверено отодвинула пирожное.

На прощанье она подарила мне вид себя под юбкой — выпрыгнула в окно, а свет я не успел выключить. Хотя, может быть, не захотел. Щёку приятно греет поцелуй, что удивительным образом сплетается с жадным взглядом на её прелести.

Фрагмент 13

Глава 6. Этого точно не может быть!

Жизнь удивляет! Начиная от степени цинизма и жестокости людей, а заканчивая удивительным чувством влюблённости. Почему этого не могло со мной случится — потому что не могло никогда! Оставив мать парализованной в реабилитационном центре, я исчез из привычной жизни и, словно бы, выпал из рамок общечеловеческих понятий и норм. Начал новую жизнь, но только не в обывательском смысле, а в ортодоксальном. Когда — раз! и отсёк прошлую.

Просыпаешься, а в голову лезет всякая романтическая чушь. Стишок написать, песенку спеть или же придумать, как оказать Насте ещё какой знак внимания: подать салфетку на завтраке; сорвать и тайно подарить цветочек; подсобить на тренировке в чём-нибудь, ненароком коснувшись и тому подобная розовая пена.

Я тряхнул головой, что полетела уже пена от зубной пасты. Посмотрел на себя в зеркало и похлопал по щекам. Нужно прекращать давать волю этому безумию. Прекрасно понимаю, что путь к мужскому сердцу лежит вовсе не через желудок. Уметь вкусно готовить — это несомненно плюс, но если ты не возбуждаешь этого мужчину, то шансов очень мало. Настя же не просто соблазнительна — она чарующе хороша, от неё натурально едет крыша. И если я хотя бы частично не надену вожжи на это — всё закончится худо.

Частично не значит совсем. Ну да, более-менее быт у меня наладился, можно сказать, место я себе нашёл. Судя по отзывам людей в Интернете, весьма рыбное — Кошка не случайно говорила про высокую зарплату. Не только в регионе, но и по стране. Ну даже пусть в лагере и лучшие условия для заключения, всё же мне только двадцать пять, а значит в желании хотя бы разнообразить жизнь в клетке, нет ничего плохого.

Чайник с шумом взялся кипятить воду. В комнате из света только ночник и рассеянный утренний из окна. Мне даже показалось, что я уловил ароматы вчерашнего бурного вечера. Принюхался к рукам — скорее всего просто мозг играет.

В заварник с шелестом посыпался травяной сбор. Пока вода греется, я присел и снова окунулся в мысли.

Если на счёт вкусов люди знают, что спорить не надо, — хотя всегда спорят и даже ссорятся, — то вот в отношении тяги к несовершеннолетним всё сложнее. Может потому, что давно ощутил эту тягу в себе, я не вступаю в полемику с самим собой? Можно бесконечно рассказывать о худе и горе войны, но когда ты в окопе на передних рубежах, то автомат — это твоё спасение. Твой друг, брат, отец. Убить, чтобы прожить. Может быть глупое сравнение, но так как я каждый год вижу поспевающих девочек, что не просто знакомятся со взрослыми отношениями, — тут-то, как раз, у них обычно уже более-менее всё уже готово и больше интересуются практикой, как у Кати, — природа погружает этих девчат в чан с гормонами, что тут же пропитывают их насквозь и мания постичь тайный и запретный раздел отношений становится нестерпимой. Любопытство сжигает их.

Да не всех, но разве можно говорить, что моим глазам без разницы, куда смотреть. Отнюдь! И