– Знаешь, ты нравишься мне все меньше. – Хельга никак не могла отделаться от мысли, что он сейчас похож на злого гения.

– Удивительно, что я вообще тебе нравлюсь, – не растерялся Оливер. – Директор Вацлав будет в восторге от нового цвета, вот увидишь!

Нет, не увидит, так как не посещает гимназию. Хельге безумно хотелось прийти завтра перед началом занятий, но это было бы слишком подозрительно. Впрочем, Матиас непременно все ей расскажет.

Прилепив последний стикер, Хельга поднялась и недовольно щелкнула языком. Дверь выглядела просто нелепо, напоминая огромный лимонный леденец, аккуратно приклеенный к стенке.

– За это мы будем гореть в аду, – сказала она.

– Не хочу тебя расстраивать, но, боюсь, ты права.

– Почему именно желтый?

– А почему нет? Говорят, он сейчас в моде. Не смотри на меня так, я знаю больше, чем ты думаешь.

Собрав оставшиеся стикеры, Оливер спрятал их в рюкзак и, взглянув на наручные часы, сказал:

– Бэмби, мы быстро справились. Не хочешь прогуляться, прежде чем идти в спортзал?

– Только если ты просветишь меня о других модных тенденциях, – давясь от смеха, поддела его Хельга. – Это так заводит.

– Неужели? Что ж ты раньше молчала! – рассмеялся Оливер.

Миновав несколько коридоров, Хельга и Оливер добрались до двери, ведущей на задний двор. На ночь Юри запирал все входы и выходы изнутри, оставляя ключи в замочных скважинах. Он забирал их во время утреннего обхода, еще до того, как в гимназию начнут стекаться ученики. Такой подход охранника к работе сейчас был весьма кстати.

Оказавшись на залитой лунным светом террасе, Хельга первой спустилась по лестнице и ступила на аккуратный газон. Последние дни октября выдались необычайно теплыми и сухими, небо было чистым, а воздух наполнял сладковатый запах прелых листьев. Оливер взял Хельгу за руку и легонько сжал ее. Они направились к старому дубу, который рос посреди двора. Он был настолько большим, что обхватить руками могучий ствол можно было не меньше, чем вчетвером. Корявые ветки еще золотились последними листьями, но уже скоро холодный ноябрьский ветер сорвет их и разбросает по округе. Раскидистые корни, похожие на щупальца осьминога, извивались над землей и прятались под ней, уходя на много метров вглубь. Подойдя к дереву, Хельга прислонилась плечом к шершавой коре и глубоко вдохнула пьянящий аромат осени.

– Этот запах напоминает мне о пряностях, – сказала она. – Корица, гвоздика и совсем немного паприки.

– А для меня осень всегда пахнет волшебством, – мечтательно протянул Оливер.

– Почему?

– Осенью небо ближе склоняется к городу, а ветер кружит листья в танце. Осень пахнет туманом, который низко стелется над сонной рекой и незаметно обволакивает улицы белой мглой. Осень полна искрящейся в воздухе прохладой. Она звучит сквозняками и затяжными ливнями… Соплями и ангиной… Не смейся, я серьезно! В парках больше не поют птицы – только шелестит дождь и хрустят мокрые ветки. И в один из таких дней, обходя большие лужи, ты неспешно возвращаешься домой… А вокруг сгущаются сумерки, и ты знаешь, что совсем скоро вспыхнут уличные фонари, утомляя своим желтоватым светом.

– Красота кроется в мелочах, – сказала Хельга, жадно ловившая каждое слово. – Немногие обращают на это внимание.

– И, заметив их однажды, ты останешься очарован ими навсегда, – согласился Оливер. – Назови три своих самых любимых мелочи?

Хельга на мгновение задумалась, а затем ответила:

– Ощущение солнца на коже, запах леса после дождя и раскат грома. Твоя очередь.

– Странноватый вкус шоколада с мятой, зачитанные до дыр книги и тот детский восторг, когда поднимаешься на бабушкин пыльный чердак, где хранятся коробки с разными сокровищами.

– Ты ведь рассказывал, что у твоей бабушки чердак был всегда пустым. Или ты мне соврал? – вспомнила Хельга.

– Я говорю про твою бабушку. Помнишь, сколько мы торчали у нее на чердаке? Часами исследовали пачки журналов по шитью, делали себе рыцарские плащи из старых штор и строили форт из пыльных одеял. Хотя, честно говоря, форт из одеял хорош не только в детстве. Надо повторить!

– Этого нет в нашем списке.

– Но непременно будет.

Оливер притянул Хельгу к себе и обнял – бережно, но крепко. От пронзительного взгляда его зеленых глаз у нее перехватило дыхание, а земля, казалось, ушла из-под ног. Нежно скользнув по губам Оливера кончиками пальцев, Хельга поцеловала его. Волны жара раз за разом прокатывались по ее телу и становились все сильнее. Грохочущее сердце отозвалось на эту страсть неприятной колкой болью, но, утонув в объятиях Оливера, Хельга была слишком счастлива. Ничто в мире не могло сейчас этого изменить, разве что…

– Эй! Это что такое?! – раздался поблизости знакомый голос.

В следующее мгновение что-то с глухим хлопком врезалось в дерево над Оливером и Хельгой, и их обдало ледяной водой. Хельга отпрянула и выругалась, убирая с глаз мокрые пряди волос. Под ногами лежал фиолетовый клочок мокрого воздушного шарика, который Матиас и превратил в оружие дальнего поражения.

– Чтоб вас черт побрал, я видел слишком много! – рявкнул Матиас. – Пошевеливайтесь, нам нужна ваша помощь! Потом будете ворковать…

И, фыркнув, он пулей влетел в распахнутую дверь.

– Я его прибью, – гневно глядя вслед брату, сказала Хельга.

– Только после меня, Новакова, – ответил Оливер. – Только после меня.

* * *

Как только компания учеников покинула гимназию, выбравшись сквозь открытое окно в подвале, Юри прекратил громогласно храпеть. В здании воцарилась тишина, и на первый взгляд ничто не выдавало недавнего присутствия Проказников.

Взглянув на свое отражение в окне, Юри пригладил седые волосы. Ему было слегка за шестьдесят, но в хорошем настроении он вполне мог сойти и за пятидесятипятилетнего. Хитро улыбнувшись, охранник отодвинул чашку с чаем, к которому так и не притронулся.本

– Эх, молодежь, – пробормотал он и поднялся с кресла. – Вот Питер и Зденек обрадуются, узнав, что наша традиция продолжает жить. Ну, пойдем посмотрим, что вы начудили в этом году.

* * *

– И как все это понимать? – Мама встретила Хельгу и Матиаса в гостиной. Сидя на диване, она нервно листала глянцевый журнал, а на столике стояли бокал и почти пустая бутылка вина. – Вы должны были вернуться в двенадцать, а не в половине третьего ночи! Матиас, отдай ключи от моей машины, они не скоро тебе понадобятся.

– Мама, я же позвонил и предупредил, что мы задержимся. Хельга была все это время со мной, – устало сказал он. – Для чего весь этот спектакль?

– Не смей говорить со мной таким тоном! – прошипела мама и, бросив журнал на пол, поднялась.

Держалась она неуверенно, язык заплетался, а ноги подкашивались. За всю жизнь Хельге еще ни разу не приходилось видеть ее такой. Папы, похоже, не было дома. Об этом свидетельствовало отсутствие его кофейной чашки на столике, очков и кипы сценариев, которые он постоянно приносил с работы. Кроме того, он бы уже примчался в гостиную, чтобы первым унять назревающую бурю.