ощущаешь себя каким-то мелким и незначительным.

Я деланно восхитилась, прижав ладонь к груди:

– Ого, какой мудрец, Глебарисыч! Чего ж с Аленой даже пяти процентов мозговой активности не задействовал?

– Со стороны анализировать всегда проще, а себя – почти невозможно, – напоминание его смутило, но не сбило с мысли. – Дай мне номер своего Аркаши. Хочу встретиться с ним, пригласить на чашку кофе.

– Это еще зачем? – я едва не расхохоталась. – Как ты верно заметил, я Аркашу очень люблю и поэтому ограждаю его от компании сомнительных личностей!

– Да просто хочу получше узнать человека, который принимает такие нестандартные решения. А кем он работает?

– Не твое киберсобачье дело!

Глеб изменился в лице, потеряв надежду на продолжение откровенностей. И все равно напоследок предпринял нелепую попытку:

– А вот по поводу матери все очень сложно. Это от нее последствия в тебе сидят и заставляют говорить все эти гадости. Я не утверждаю, что надо прощать ее через силу, но, может, тебе будет проще представить, что это водка виновата, а не сама она?

– Тебя забыла спросить. Ты сегодня заткнешься?

Он резко встал, отвел взгляд и поторопил:

– Ладно, поехали. У меня еще вал работы.

– Ты чего? Обиделся? – не поняла я.

– Не обиделся. Пытаюсь понять, но, честно говоря, мой резерв понимания тоже не бесконечный. Ты ведь взрослый здравомыслящий человек, Лада, а не собака на цепи. С чего ты решила, что если со мной чем-то поделиться, то я тебя этим ударю? Поехали, сказал.

– Ты даже пиццу свою не доел…

Он молча направился к выходу из шумного зала и всю дорогу до дома помалкивал. Наверное, просто внял моей просьбе. Но мне почему-то от его гнетущего молчания было не по себе.

И дома я не находила себе места и пару часов шагала из угла в угол. А потом решительно набрала номер:

– Привет, Глебарисыч! Как доехал?

– Хорошо доехал, – опять сухо отозвался он. – Ничего не случилось?

– Нет… – я подумала немного и выпалила: – Ты, это, извини за грубость, окей? Ты бываешь слишком назойливым и неугомонным, но я не думаю, что ты это делаешь из желания причинить мне зло. Наверное, наоборот, пытаешься помочь, просто не знаешь как.

– Очень рад это слышать, Лада, – его голос потеплел. – И как же помочь?

– На самом деле, перестать так стараться. Ты себе придумал, что мне нужна помощь, но я как раз идеально все в голове организовала. Это вы все какие-то странные, простых вещей не понимаете.

– Так научи. Я хочу понимать.

– Запросто! Например, совсем необязательно всем подряд улыбаться и изображать доброжелательность, особенно если человек тебе неприятен! Да, его это оскорбит, но зато он больше не будет тратить бесценные минуты твоей жизни.

Глеб похмыкал и, на удивление, согласился:

– Вообще-то, часто это верно. Некоторые люди физически не умеют произносить «нет» – и все вокруг на них ездят. У тебя другая крайность, но она не такая плачевная.

– Видишь, и я тебя могу чему-то научить! – я сильно обрадовалась.

– Вижу. Но разве ты не грубишь всем людям подряд, даже если они тебе нравятся?

– Это кому же?

– Мне.

– А-а-а… – я протянула неопределенно и задумалась, каким образом разговор вдруг свернул к этому руслу. И выбрала просто переспросить: – А ты мне нравишься?

– Конечно, – в его голосе не звучало сомнения. – Иначе ты ни за что не позвонила бы сейчас, в такое позднее время. Тебя стали напрягать недомолвки между нами. И пусть симпатия дружеская, это не имеет значения. А если меня выражать в процентах от твоего Аркаши, то я потяну максимум на шесть. Но это уже на шесть процентов больше, чем было два месяца назад или в сравнении с любым другим человеком. Вывод: я тебе очень нравлюсь, и до сих пор все делал правильно.

– Ну, допустим, – я пока не могла так же точно прикинуть проценты, но и совсем их отвергать было глупо.

– Тогда до завтра, Лада. А в выходные приезжай ко мне в гости.

Я снова напряглась:

– Зачем? У тебя после расставания с Аленой женщины давно не было, и ты решил хакнуть меня?

Он тихо рассмеялся:

– Нет, я думал снова погулять по той же дороге и поговорить о ерунде. Но твой план тоже обмозгую.

– Да я не то имела в виду!

– Знаю я, знаю. Чтобы ты хакнулась, нужно набрать процентов восемьдесят, а я вряд ли смогу прожить триста лет, чтобы успеть. Спокойной ночи, Лада.

Я отложила телефон-кирпич в сторону, но теперь успокоиться стало еще сложнее. И приеду! И погуляем! А чего бы не погулять, когда на улице такая бесконечная мерзость? Я, может, даже совсем не против приехать и погулять! Нет, понятное дело, я его подпустила достаточно близко, это еще со времен его обвинений в сливе стало ясно, но что если он мне понравится еще сильнее? Хотя бы в половину от того, как нравятся его божественные программы? Вот с ними я готова и в постель, и на свидание, и хоть всю жизнь рядом прожить, потираясь о них щекой. Не осталось ли мне только соединить чудесные коды с их создателем – а там уже и шага до бездны не понадобится? Нет, все-таки постараюсь этого не допустить. А такое можно не допустить, интересно?

И все же посреди ночи меня шандарахнуло ощущением нового апгрейда, я чувствовала, как в голове процессор пересчитывает все характеристики и меняет уровни. Но я не была сегодня ни в салоне красоты, ни в бутике одежды, я ничего с собой не делала! Вот только апгрейд все-таки осуществлялся где-то внутри, основанный лишь на незначительной подвижке в приоритетах.

Глава 15. Одиночество вдвоем

И все же этот новый уровень чувствовался и вызывал неприятные последствия. Например, мне одновременно очень хотелось видеть Глеба и не видеть его никогда, ведь последнее вызывало смутное беспокойство и смущение. И некоторые эпизоды наших отношений теперь окрашивались в дополнительные эмоции. Я ведь действительно больше не вздрагивала, когда он ко мне прикасался! Да, немного напрягалась, но это напряжение не имело ничего общего с отвращением. И там, в своем кабинете после доказательства моей невиновности, он едва меня не поцеловал! Может, и не собирался, но больному воображению не нужны аргументы, оно само себя раскручивает, как по спирали.

Я сгорала от нетерпения в ожидании субботы, которую мы запланировали провести наедине. Утром встала в шесть, приняла душ, подкрасила глаза и уже возле зеркала передумала ехать. Поругала себя за трусость, пошла умылась, переоделась в другое и снова залипла на своем отражении, пытаясь понять,