— Я понял, — сказал Жилин. — И что ему было?

— А что ему может быть? — пробормотал Максим. — Операция на сознании… Позитивная реморализация и все такое. — Он помялся. — Правда, кто-то из ребят ему по яйцам заехал, да так, что всмятку… Кто — уже не помню. — Гирин быстро перевел разговор на другую тему. — А ты бы видел, как эта шпана под гипноиндуктор идти не хочет! Криком кричат, заходятся — все боятся натуру свою сволочную растерять! Чего-то я… хм… маненько не в ту степь… В общем, патрулировали мы как-то «Сферу». Район там тихий — башни, купола, антенны, коттеджи. И тут сигнал из штаба поселка — драка у Большого Телескопа. Мы туда. Видим — человек десять наседают на какого-то африканца. Морды размалеванные, смотреть противно — акутагуи, не лучше печушников. Ну, мы их всех за шкирки — и в изолятор И под ментоскоп, голубчиков, под ментоскоп… Отделили, значит, козлищ крашеных от черного агнца. Выпускаем его. То да се, извиняйте, мол, господин Оле-Сенду, служба такая, порядка требует. Тот смеется. Ну, разговорились мы с ним, зашли в кафешку. Только я хотел сто граммов ему предложить, а Габа в отказ — рад бы, говорит, да нельзя! Я, говорит, в ВШК учусь, на штурманском факультете, а там с этим делом строго… Я аж весь иззавидовался! Ну и, короче, засел за учебники. Год корпел. И помогли мои штудии! После выпуска назначили меня на лунник сменным пилотом, а года три назад я вместе с Габой на «Бору» перевелся. Вот так вот… Черт его знает, может, не подвернись мне тогда это чучело масайское, ходил бы я в полицейских. Глядишь, уже б исправником выбрали… Да, я уже всерьез подумывал на юрфак поступать! А что? Не вечно же в патруле мариноваться. . Отучился бы и в убойный отдел перешел. Да я не жалею. По ребятам вот скучаю только, а так… Не разорваться же…

Жилин кивнул:

— Да уж… Смотри, муть какая. Пыль, что ли?

Горизонт затянуло плотной оранжевой дымкой.

— Пылевая буря, — кивнул Гирин. — Недельки через две и до Сырта доберется…

Атмосфера заметно помутнела, реденькие облачка — желтоватые пыльные, голубоватые углекислотные, серые снежные — обмахивали бот мгновенными промельками. Однообразная рыжая пелена затянула поверхность планеты. Красные тени ползали по ней, медленно сближались и расходились, завивались в спирали и разрывались на драные кучерявые лоскутья.

— Высота 25! — обронил Гирин. — Вот оно!

Корабль поднялся над волнующимся пыльным морем. На восток уплывали неверные дымчатые ленты «полярного воротника», а на севере клокотали аспидно-черные тучи, кудлатой папахой накрывая северную полярную шапку. Компьютер зазуммерил и выдал изображение на экран.

С тысячу километров в поперечнике или больше шапка была несколько сдвинута от полюса. Два куполовидных вздутия на ней разделялись широким Северным каньоном, прорезавшим ледники по диагонали. На белом фоне хорошо выделялись полосы уступов — они расходились винтом вокруг обоих вздутий.

— Ну, щас нам будет… — пробасил Гирин. Его пальцы на рукоятках побелели от напряжения, а вокруг сжатых губ образовалась тонкая белая линия.

— Начали спуск!

Планетолет сотрясся (Жилин чуть язык себе не прикусил). Скорым поездом наехала чернильно-черная стена. Пол встал дыбом и заходил ходуном. Мутные оранжевые полосы и черные клубы на экране перископа сплелись и закрутились бешеной каруселью. Бот дергался, как остервенелый мустанг, падал и подскакивал, заваливался набок и вовсе опрокидывался, словно бочка, катящаяся с горки. Вокруг, в бурлящей чернине, визжало и грохотало, дико ревели восходящие потоки, волоча за собой струи грязного пара и пыли, хлестали ветвистые молнии — и вверх, и вниз, — раздирая клокочущую черную рванину.

— Внимание!

Стремительно несущиеся облака разошлись, и в разрыве проглянула шапка, полосатая от ламин — уступов извилистой формы, где светлые пласты льда перемежались с темными лентами вытаивающей пыли. Было сумрачно, как в дантовом Лимбе.

— Ну, — выдохнул Гирин, — кажись, проскочили!

Корабль, будто соглашаясь, качнулся, и болтанка прекратилась. Теперь «Коча» спускалась вертикально.

— Сносит… — проворчал Максим и подработал левой рукояткой. — Да где ж эта чертова щелка?

Компьютер забубнил цифрами.

— Все, все, успокойся, — оборвал его Гирин, — вижу сам.

Жилин вытянул шею — на экран перископа косо вплывала «щелка» — Северный каньон, клином вбитый в слоеные ледники.

— Высота тысяча пятьсот метров, — гундел комп. — Тысяча метров… Пятьсот метров… Двести метров…

Стены дрогнули, и все стихло.

— База «Северный полюс», — услышал Жилин безразличный голос компьютера. — Ноль-ноль. Посадка закончена.

2

Пригнув голову, Габа шагнул на вторую палубу яруса «В». Мрачно было тут. Мрачно и неуютно. На потолке тлели аварийные лампы, мягкие стены пушились шерстистым инеем. В паре мест вздувались желваки смолопласта, затянувшие пробоины — кто-то хорошо постарался пробить корпус насквозь, и не один раз. А еще дальше, в багровом тумане, пол вставал дыбом, панели расходились, и в щели выпирали по-дикому скрученные трубы, неприятно походя на выпущенные кишки. Лопнувшие шпангоуты с ошметками настила просаживали облицовку, стягивая ее складками, и сдирали чешуйки биокерамики с внешнего корпуса. Да-а… Были схватки боевые…

Будто и не на Спу высадился, а на какой-нибудь межпланетный «Летучий голландец». И тишина…

Габа вышел в центральный транспортный терминал и потянулся почесать в затылке, но вспомнил о шлеме и скомкал непроизвольное движение. От терминала веером, вразлет, расходились четыре квадратных в сечении коридора, а влево загибала прозрачная трубчатая галерея, висящая над атриумом. Вдобавок ко всему наверх, к лифтам, уводил широкий пандус с исшарканными магнитными дорожками. Где ему искать агрегатный отсек, Габа даже не представлял себе, но два указателя, тускло помаргивающие под потолком, помогли ему сориентироваться: один зазывал к блокам мезоядерной станции, в зал отдыха, пункт связи и общий модуль, а другой — к жилым отсекам, медблоку и агрегатному отсеку. Определив свою траекторию, штурман зашагал по радиальному коридору — осторожно, по стенке, по стенке, — и почти тут же до него докатились мерные гулкие удары, колкий скрип и пронзительное шипение. Бой там идет? Или работа?

— Алё?.. — осторожно позвал Габа. — Люди! Вы где?

Шлем чиркнул о потолок и штурман пригнулся. Дальше стены коридора схлопывались, пожамканные и погнутые, органика на них трещала и шипела, пучась жаровыми пузырями. А в полу зияла грубо вырезанная дырища с оплывинами и потеками по краям.

— Алё!

— Кто?! Кто здесь? — в наушники прорвался чужой, сиплый от надрыва голос. — «Бора»?!

— А кто ж еще!..

— О-о! — завопил голос. — Ванька, наши! Щас мы… а вы где?

— А черт его знает! Тут, в полу, дыра!