Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мимо мелькают фонари и тротуары Лебедянского парка, светофоры и небольшие улицы спальных районов. Я вздыхаю с облегчением, когда огни города остаются позади. Миную пост ГАИ и погружаюсь в темноту областной трассы. В лобовое стекло бьется снег, я еду почти наугад, отлетая с пути на обочину.
Газую что есть мочи, пытаясь выровнять мечущуюся по скользкой трассе машину. Задние колеса Бэна скользят, автомобиль, наращивая амплитуду, раскачивается и срывается в занос. Бэн теряет управление и кружится вокруг своей оси. Мои ладони потеют, мышцы наливаются болью от напряжения. Прокручиваю в голове забытые навыки экстремального вождения и с силой давлю на газ. Бэн делает еще два оборота, пыхтит и послушно останавливается поперек дороги.
Поверхность трассы в лунном свете блестит как зеркало, над полями стелется низкий морозный туман. Снежная морось взвивается и обрушивается на лобовое стекло, ветер завывает в дверные щели. Бэн раскачивается от порывов, как щепка.
Мои руки дрожат от усталости, пот заливает спину и лоб. Снимаю машину с ручника и газую. Я доеду к тебе, Алиса! Во что бы то ни стало…
Сердце стучит громко, дыхание сбивается с ритма. Медленно ползу по пустой дороге и не могу отдышаться. Тянусь дрожащими пальцами к радио, кручу передатчик, не отнимая взгляда от дороги. Радио кряхтит и щелкает, выплевывает обрывки фраз и мелодий. А через секунду из него начинает литься чистая и до боли знакомая песня…
Ты постой-постой, красавица моя,Дай мне наглядеться, радость, на тебя…contentnotes0.html#n_6
В память врезается ужин с Боголюбовым в ночь нашего с Алисой знакомства и выступление румяных девчонок в венках с атласными лен-тами.
«А вас как зовут?»«Алиса».«В стране чудес?»
Алиса… Для ветреного и лживого жениха, только что бросившего невесту, чувствую себя неприлично счастливым!
Песня заканчивается, ведущий прощается с радиослушателями и объявляет начало вечерних новостей. Черт! 20:00. От наших с Бэном плясок по скользкой трассе телефон сбросило на коврик под пассажирским сиденьем.
Грязно-белая полоса дороги убегает в сторону небольшого областного предприятия – консервного завода. На развилке под тусклым дорожным фонарем темнеет облезшая металлическая автобусная остановка. До Снегирева двенадцать километров. Я собираюсь остановиться и позвонить Алисе.
В глаза неожиданно бьет свет встречных фар. Передо мной вырастает несущаяся с гребня машина. Я сжимаю руль и газую, пытаясь увернуться от столкновения. Заднее колесо старины Бэна попадает в глубокую выбоину на дороге, а я совершаю роковую ошибку: давлю на тормоз…
Кузов протяжно стонет, от удара сжимаясь в гармошку. Мои глаза застилает потом или кровью, сквозь пелену я вижу ярко-желтые вспышки огня, пылающие перед глазами. Я стараюсь удержать руль, но руку пронзает боль. Бэна отбрасывает к остановке, в свете уличного фонаря разглядываю торчащий из предплечья осколок кости. Боль разливается внутри расплавленным металлом, давит на глаза, пульсирует в висках… Кости рвут мою кожу, кровь пропитывает одежду, я чувствую ее приторный металлический запах и привкус во рту. Но куда страшнее та боль, которая струится в моей душе – терпкая, мучительная, беспросветная…
Я едва успел насытиться тобой, Алиса… Единственное в жизни, чего я не испил вдоволь – твои ласки и прикосновения, вкус твоих губ… Судьба подразнила меня иллюзией счастья, бросив подачку. Мне было слишком мало тебя в жизни. И я не успел сказать «люблю».
Руки беспомощно соскальзывают с руля, подо мной хлюпает вязкая, пульсирующая отовсюду кровь. В нос бьет запах гари и жженой резины. Последнее, о чем я думаю, погружаясь в смертельную тьму: я облажался…
Алиса
В камине потрескивают дрова. Струящийся из печки жар опаляет щеки. Тупо смотрю на пляшущие языки пламени, сжимая в руках смартфон. «Абонент временно недоступен…» Сбрасываю вызов и набираю другие цифры…
– Мирослав… – беспомощно шепчу в трубку. – Помоги мне, пожалуйста, я…
– Алиса, что случилось? Рябинин задерживается? – усмехается он.
– Богдан не приедет, Мир, – я тереблю «собачку» металлической молнии горного рюкзака. На меня тоскливо смотрят Никита Сергеевич и Любаня, застывшие на входе в гостиную.
– Никогда не поверю в это! – обрывает Боголюбов. – Ты звонила ему, Лиси?
– Абонент недоступен, – вздыхаю, едва сдерживая рвущиеся наружу слезы.
Дед Никита кряхтит и с силой отодвигает от меня злополучный рюкзак.
– Дай-ка, Алиска! – вырывает он телефон из моих рук. – Здорово, Мир Труд Май! Ты уж подсоби Алиске, сынок! Времени нет разбираться, она опоздает на рейс, – старик чешет лысину, приглаживает густые седые брови и деловито поддакивает Боголюбову в динамик. – Добро. Ждем!
– Дед Никита, не томите! – Любаня плот-нее запахивает на груди вязаный платок и разу-вается.
– Мирослав вызвал такси, сказал, что все оплачено, – Никита Сергеевич подходит ко мне и легонько обнимает. – Ничего, Алисонька, ничего… Я доберусь до этого шельмеца. Тебе сейчас об экспедиции думать надо.
– Дедушка… – Я прижимаюсь к его груди, пахнущей табаком и сеном, и беззвучно плачу. Ходики тикают почти зловеще, приближая время вылета в Тбилиси. А я ведь поверила ему… Глупо было надеяться, что Алла так легко отпустит Богдана.
– Подлец… – не унимается старик. – Испортил мне девчонку и был таков!
– Дед Никита! – я заливаюсь краской и прячу взгляд.
– Лисенок мой, пойдем чай пить. Такси долго ехать будет, – Любаня сбрасывает платок на кресло, обувает мои тапочки и проходит на кухню.
Смотрю на свои ноги в горных высоких сапогах и отрицательно качаю головой. Дура – вот кто я! Я заранее оделась и обулась, чтобы не заставлять Богдана ждать, подумала о нем… А он ни минуты не вспоминал обо мне. Парень даже честно объясниться не посчитал нужным. Не-навижу!
– Любанька, ну какой чай?
– Девоньки, я вот что думаю, – дед Никита встает с табуретки и надевает шапку. – Идти нам надо таксисту навстречу. Иначе опоздает Алиска. Ей-богу, опоздает! За двадцать минут до Саврасова дотащимся…
Любанька вздыхает и согласно кивает. Дед Никита по-молодецки притопывает и ловким движением набрасывает на плечи тяжелый рюкзак. Мы с Любой замираем с открытыми от удивления ртами.
– А вы думали, что я дряхлый дед? – недоверчиво протягивает он. – Чего замерли? Пойдемте.
К вечеру ударяет сильный мороз. Навьюченные рюкзаками и сумками, мы медленно шагаем по скользким дорогам, щурясь от слепящих снежинок. Сворачиваем с Калинина на Степной и останавливаемся передохнуть. Дед Никита хрипит и кашляет, Любанька стряхивает с промокшего платка непрерывно падающие снежинки.
Ослепляя фарами, на переулок Степной заезжает желтое такси с шашечками.
– Стой! – кричит старик и машет руками. Шины протяжно визжат, водитель аккуратно паркуется в кармане автобусной остановки и выходит из машины. Снежинки вьюжат в оранжевом свете фар.
– Это вам до аэропорта? – спрашивает он, застегивая молнию длинной коричневой куртки