— И когда мы увидимся вновь?

— Увидимся, это главное.

Меня впервые не успокаивает его вкрадчивый и приглушенный тон. Я нервно оглядываюсь и ловлю его ровный взгляд, который тоже ничего не может поделать с моими эмоциями.

— То есть у тебя нет сроков?

— Нет, — честно отвечает Паша. — Но обещаю, что сделаю всё, как можно скорее.

— Что всё? У тебя есть план?

— Давай я сперва увезу тебя…

— Нет, — я упрямо качаю головой и перехватываю его ладонь, которой он хочет подцепить мой подбородок и свести разговор к поцелую. — Я должна знать, Паша, мне нужно. Ты не можешь скрывать от меня… Ты предлагаешь мне уехать, а самому остаться здесь, с ним, и при этом не хочешь рассказать мне детали. Нет, так нельзя, я с ума сойду…

— Я расскажу тебе, когда ты уедешь, — он почти что говорит по слогам. — Я позвоню или тебе передадут. С тобой будет двое мужчин, проверенные ребята, я им доверяю, как себе.

— Ты уходишь от темы.

— Оленька, милая, ты сама только что говорила, что тебе страшно спать рядом с Димой. Потому что боишься произнести мое имя во сне. Зачем тебе еще мой план? Чтобы бояться и за него? Ведь он почти довел тебя в клубе и мог бы доломать.

— Да, — я закрываю лицо ладонями и не знаю, что делать с его бетонной правотой.

Глухая стенка, об которую все равно хочется разбить руки.

— Тебе не стоит знать подробности. Ты сама это прекрасно понимаешь.

Я молчу и постепенно вновь переключаюсь на его мягкие прикосновение. Паша доубеждает меня лаской и тугими объятиями, давая прочувствовать каждый мускул своего тренированного массивного тела. Он словно хочет напомнить мне, что он по-настоящему сильный и закаленный. В каком-то смысле он сам по себе оружие. Летальное и пристрелянное.

— Мне трудно представить тебя в форме, — неожиданно для себя признаюсь ему и ловлю его удивленный взгляд.

— Почему?

— Не знаю, как объяснить… С одной стороны, ты спокойный, сдержанный, — мне на ум сразу же приходит слово “офицер”, — и видно, что ты можешь постоять за себя. Но с другой, мне всегда казалось, люди из силовых структур грубее и резче. Как профессиональная деформация.

— Я вовремя ушел. И потом, кому мне грубить в этой спальне? — Паша усмехается и обводит ладонью просторную комнату. — Мм? Знаешь, есть хорошая поговорка.

— Солдат ребенка не обидит? Так я ребенок для тебя? — я наигранно возмущаюсь и толкаю его плечом в грудь.

— Ты мой малыш, это не секрет.

Я сижу в его теплых руках еще с полчаса, ни о чем не думая и не произнося слов. Просто чувствую его присутствие и пытаюсь запомнить каждую минуту сладкого затишья, а потом отгоняя мысли, что его не будет рядом какое-то время.

Какое-то.

У меня даже нет сроков. Но есть его обещание. Так что мне еще нужно?

Паша подает мне одежду, и я одеваюсь. Самое трудное — вернуть на себя порванную Димой юбку. И не вспоминать, как он это делал и как болезненно улыбался, наблюдая, как меня выкручивает наизнанку.

— Здесь нет других вещей. Дима вывез их в прошлый раз… Не знаю, что на него нашло.

— Он ублюдок. Других причин не надо.

— Да, ты прав.

— Но ты так не думаешь, — Паша встает с кровати и неожиданно опускается на колени передо мной.

Он подцепляет пальцами порванный край и срывает торчащие нитки, чтобы разрыв не так сильно бросался в глаза.

— Ты как раз ищешь другие причины его ужасных поступков, — добавляет он. — И в себе тоже. Ты назвала гнусность, которую хотел с тобой сделать другой ублюдок, изменой. Ты сама заметила?

— Нет, — я потерянно качаю головой и с трудом помню, какие именно слова произносила в ванной. — У меня не было сил подбирать слова.

— Да, поэтому ты говорила, как думаешь. Дима уже вбил это дерьмо в тебя. Ты веришь, что заслужила или спровоцировала… или еще что-то. Подспудно ты думаешь именно так. Ты согласилась с его правдой, чтобы выжить рядом с ним.

Паша проводит широкой ладонью по юбке, приглаживая ткань, и поднимается, надвигаясь надо мной всей высотой своего роста.

— Оля, ты ни в чем не виновата. Он поехавший ублюдок и он издевается над тобой на правах сильного. Дело лишь в этом.

ПАВЕЛ

Я сжимаю сотовый до хруста, не зная, как еще подогнать сообщение. Мне нужна отмашка, что всё готово и Ольгу можно вывозить. Но я проклят и сообщение приходит от Арса, охранника Димы, который пишет, что босс едет к нам.

Я нервным рывком закидываю телефон в нагрудный карман и не знаю, как сказать Ольге об этом. Она только успокоилась, пошла на кухню и решила приготовить завтрак, чтобы занять руки и мысли заодно. Я иду к ней и вижу, как она отмеряет нужный объем воды в мерном стаканчике.

— Тут толком нет продуктов, — признается она, заметив мой внимательный взгляд. — Но я нашла кекс из пакета. То, что нужно, для хозяйки вроде меня. Я совсем разучилась готовить, Дима не ест дома…

Ольга вдруг осекается и я готов спорить, что прочитывает то проклятое сообщение по моим глазам.

— Он, да? Когда?

— Минут через пятнадцать.

Она кивает и на рефлексах тянется к духовке. Выключает ее, будто ничего важнее нет, и возвращается к столешнице, с которой начинает медленно и методично убирать посуду. А я замечаю, как с каждой секундой шалеют ее движения — начинают подрагивать пальцы и появляются коматозные паузы. Она подвисает на мгновение, но вновь возвращается к тарелкам и приборам. Упрямо, механически.

Я подхожу к ней вовремя и успеваю поймать нечаянно оброненный стакан. Он просто-напросто выскользнул из ее рук и полетел вниз.

— Мы выдержим, — я ставлю стакан на столешницу и приобнимаю ее за талию. — Последний раз, малыш. Он приедет и уедет, а потом всё пойдет, как я задумал.

— Он может увезти меня с собой. В нем что-то проснулось, я и раньше почувствовала, но в клубе особенно ярко… Дима действительно понял, что у меня появился другой. Господи, Паша, он знает меня лучше чем я сама, он видит меня насквозь.

— Глупости. Все параноики иногда попадают в цель.

— Нет, это другое. Он чует и поэтому не оставляет меня. Сколько прошло времени? Сколько он продержался? Он не оставит меня, пока не докопается до правды.

Она закрывает ладонью рот и болезненно вздрагивает, а следом резко разворачивается, отмахиваясь от моих рук. Вместо этого она сама зажимает мои плечи тесной хваткой и даже встряхивает меня.

— Уезжай! — Ольга подгибается под меня, чтобы заглянуть в лицо, и сама не замечает, как теряет равновесие и цепляется за меня, чтобы не упасть. — Ты должен уехать, Паша. Ты, не я! Он достанет из меня правду, ты понимаешь? Я не выдержу еще один раз, во мне нет столько сил, нет, нет… Я правда не смогу.