– Ты обеспокоен?

– Нет, повторяю, это простая предосторожность.

– Не ври мне, Джош Кеплер, – сказала Хоуп, беря его за руку. – Если ты хотя бы еще раз позволишь себе соврать, я тебя не прощу. Сейчас мне больше, чем когда-либо, надо знать, что человек, которого я люблю сильнее всего на свете, всегда говорит мне правду.

Джошу хотелось оправдаться, он мысленно подбирал правильные слова, но Хоуп не дала ему времени, продолжив:

– Вчера головная боль была сильнее обычного, даже зрение нарушилось. Она продолжалась целых четверть часа, и этого хватило, чтобы я прикинула, что происходит. Ты любил в детстве соединять точки? Я обожала соединять точки карандашом так, чтобы появилась картинка, это было так весело! Заметь, тогда у меня еще не было опухоли мозга. – Она произнесла эти слова небрежно, невероятно холодно. – Я вспомнила, как пытался притворяться Люк, как ты несколько дней старался делать вид, будто бы ничего не происходит, будто все замечательно, даже моя стряпня. Думаю, больше всего меня напугало именно это. Потому что, откровенно говоря, милый Джош, нет ничего хуже, чем я за плитой. Я позвонила отцу и сказала, что чувствую себя неважно, дерьмово, честно говоря. Этого хватило, чтобы он категорически потребовал, чтобы я сегодня днем сделала МРТ. Мой отец – жуткий ипохондрик, когда речь идет обо мне.

– Почему ты ничего не сказала мне?

– Возвращаю тебе твой вопрос.

– Я боялся, Хоуп.

– Прощаю тебя, потому что уже знаю, что значит бояться: со страху чего только не сделаешь!

– Что показала МРТ? – спросил Джош чужим голосом.

– Глиобластома. Злокачественное образование с дурным характером. Похоже, оно склонно к агрессивному поведению.

– Прекрати, Хоуп, прошу тебя!

– Единственная хорошая новость, – продолжала она все так же иронично, – что оно пока еще маленькое и операбельное.

– Тебя прооперируют, и все будет хорошо. Обещаю!

Хоуп горько улыбнулась, перегнулась через стол и поцеловала его в губы.

– Я тебе верю, потому что любить – это никогда не сомневаться в любимом.

Дома Хоуп долго принимала душ. В постели она прижалась к Джошу, и они занялись любовью. Потом в тишине, нарушаемой только их дыханием, они уснули, держась за руки.

* * *

Проснувшись, Джош попросил у Хоуп разрешения обсудить ее ситуацию с Флинчем. Тот наверняка водил знакомство с лучшими нейрохирургами города. Хоуп не понравилось словечко «ситуация», но разрешение она дала. Затем встал вопрос об ее отце: надо ли его оповестить? Хоуп была категорически против.

– Я запретила врачу, к которому он меня направил, что-либо ему сообщать: папа захворает хуже меня. зачем мне это?

– Он – врач и твой отец. Ты не можешь держать его в неведении.

– Он прилетит первым же самолетом, причем непременно вместе с Амелией. Мне нужны покой и сосредоточенность. Хотя нет, все наоборот. Сначала обещай мне избавиться от этого своего удрученного вида. Ты же сам сказал, что операция будет ерундовая, а потом жизнь пойдет по-прежнему. Я хочу, чтобы так и вышло, Джош, мы будем и дальше заниматься нашими проектами, исследованиями, смеяться, радоваться, любить друг друга и даже ссориться, как нормальная пара.

– Но ведь мы с тобой никогда не ссоримся?

– Никогда не поздно начать. Если хочешь, я найду уйму поводов.

* * *

Они ждали Флинча после лекции. Он удивился, увидев их втроем перед своим кабинетом. Времени у него было в обрез, но, увидев, как они расстроены, он согласился их принять. Не дожидаясь, пока Джош все объяснит, он взял у него из рук данные МРТ, прочитал заключение и тут же схватил телефонную трубку. Первый звонок был секретарю специалиста, которого он считал своим другом. Секретарь пообещала, что тот скоро перезвонит.

– Мы вас вытянем, – сказал Флинч, провожая троицу к двери. – Я вам позвоню, как только будут новости. Назначим операцию без промедления. Потом может понадобиться облучение и химиотерапия, все будет зависеть от результатов биопсии, но я настроен оптимистично. Пока что возьмите себя в руки, не надо бояться. Благодарите Люка: опухоль обнаружена на ранней стадии, поэтому все будет хорошо.

Флинч забрал результаты обследования, чтобы передать их коллеге и тем самым выиграть время.

После всех утешительных речей он закрылся в кабинете и сел в кресло. Открыв конверт, он стал хмуро разглядывать срезы мозга.

* * *

Флинч позвонил Хоуп ближе к вечеру. Он договорился, что следующим утром ее примет у себя в университетской клинике профессор Бергер. Флинч разрешил ей пропустить занятия, пообещав передать через Люка все материалы.

Вечер они провели как всегда. Хоуп вызвалась приготовить ужин, и блюдо у нее получилось, как обычно, несъедобным. Джош в порядке исключения не стал доказывать противоположное, а выбросил в мусорное ведро неудачно запеченные макароны, похожие видом и вкусом на кашу из мелких ракушек. Он сам сделал салат и омлет, и они поели, посмотрев на ноутбуке Хоуп старую серию «Друзей».

* * *

Утром они привычно оделись, привычно поехали в кампус на автобусе, привычно зашагали в сторону здания, где находилась аудитория, но там, где одну аллею пересекала другая, повернули к университетской клинике. Там, на этом перекрестке, нормальная жизнь закончилась.

Целый час они прождали в тусклом коридоре. Время от времени секретарь профессора Бергера высовывала голову из двери его кабинета и заверяла, что скоро наступит их очередь. Хоуп ерзала на пластмассовом стуле, листала старый номер журнала «Пипл» и удивлялась, почему не узнает героев, любые мелочи жизни которых подавались как громкие сенсации. Джош тем временем расхаживал по коридору. В конце концов Хоуп не выдержала и велела ему сесть рядом с ней.

– Неужели мы так давно живем в отрыве от мира? – спросила она, листая страницы. – Понятия не имею, кто все эти люди и почему о них пишут в этом журнале. Может, кто-то из них открыл вакцину против СПИДа?

Джош стал внимательно изучать журнал вместе с ней.

– Думаю, тип со страницы четыре спал с девушкой со страницы шесть, а она изменила ему с парнем с восьмой страницы, после чего призналась, что чувствует себя мужчиной, и репортажем об этом мы можем насладиться на девятой странице.

– Как злободневно! Смотри-ка, вот этой посвящена целая страница, потому что она переделала себе сиськи. Я со своей операцией буду достойна как минимум двух страниц, тебе не кажется?

– Твоя грудь заслуживает обложки.

– Мне нравится, что ты до сих пор в восторге от моего ума, это так вдохновляет!

Секретарь прервала их беседу, сообщив, что профессор готов их принять.

Прием не продлился и четверти часа. Хирург объяснил, что утром обсуждал с коллегами оптимальную стратегию лечения. Были разработаны план и график его проведения.