В назначенное время Казанова был на месте. Франсуа де Берни принял его весьма любезно, дал денег и показал письмо из Венеции от М.М. с подробностями об аресте, заключении и побеге Казановы. При этом он сказал, что рад видеть «героя» и сразу догадался, что тот направится в Париж и именно ему нанесет первый визит.

Через несколько дней де Берни вновь вызвал Казанову к себе. Оказалось, что он уже пересказал историю его побега маркизе де Помпадур, она же заявила, что помнит его и теперь хочет с ним побеседовать. Заодно де Берни планировал познакомить Казанову с графом де Стенвиллем (будущим герцогом де Шуазелем), любимцем мадам де Помпадур, и с Жаном-Батистом де Булонем, генеральным контролером финансов, с помощью которых, при условии проявления некоторой сообразительности, тот сумеет кое-чего добиться.

— Граф де Стенвилль — очень влиятельный человек, — многозначительно сказал де Берни, — и вы увидите, что здесь кого слушают, того и жалуют. Постарайтесь изобрести что-нибудь полезное для государственной казны, только не слишком сложное и реально исполнимое.

Как выяснилось, де Берни, чтобы обеспечить Казанове благосклонный прием, представил его опытным финансистом. В противном случае он якобы не был бы принят в высшем свете. Казанова выразил свою признательность, но при этом был весьма озадачен, ведь о государственных финансах он не имел ни малейшего представления. Сколько он ни ломал себе голову, придумать ничего не удалось.

Настало время аудиенции, а Казанову так и не осенило. Впрочем, разговор сначала пошел о его «знаменитом побеге».

— Расскажите, как вам удалось бежать, — предложил граф де Стенвилль.

— На это понадобится два часа, — сказал Казанова и учтиво поклонился. — А Ваше Превосходительство, как мне кажется, не располагает таким временем.

— Тогда расскажите коротко.

— Но два часа понадобится, если все сократить.

— Подробности расскажете в другой раз.

— Без подробностей любая история теряет всякий интерес.

— Отнюдь нет. Укоротить можно что угодно и как угодно.

— Отлично. Тогда слушайте: инквизиторы посадили меня в Пьомби, через год с небольшим я продырявил крышу, выбрался на площадь, сел в гондолу, прибыл в Париж и теперь имею честь засвидетельствовать вам свое почтение.

— Но… что такое Пьомби?

— На объяснения нужно четверть часа.

— Как вы сумели продырявить крышу?

— На это — полчаса.

— Ваша правда — весь смысл в подробностях, — заявил граф де Стенвилль. — Однако мне пора ехать в Версаль. Буду рад при случае еще раз увидеть вас. Подумайте, чем я могу быть вам полезен.

Потом наступила очередь господина де Булоня. Тот заметил, что наслышан о финансовых познаниях Казановы и ждет от него устных или письменных предложений по пополнению государственной казны. После этого он познакомил Казанову с Жозефом Пари-Дюверне.

Братья Пари, а их было четверо, в те времена считались весьма влиятельными людьми. Старший брат, Антуан Пари, служил государственным советником по финансовым вопросам и главным сборщиком податей в Гренобле; другой брат, Клод Пари, — военным казначеем и секретарем короля; третий брат, Жан Пари, более известный как Пари де Монмартель, — советником короля и хранителем королевской казны. Он, кстати сказать, был крестным отцом девочки, которая потом стала маркизой де Помпадур. А ее крестной матерью согласилась стать дочь четвертого из братьев, Жозефа Пари-Дюверне, тоже государственного советника, а также хранителя казны королевы и генерального управляющего по продовольственному снабжению.

Контролируя государственные финансы и продовольственные поставки для армии, братья Пари пользовались практически неограниченной властью. Перед ними трепетали полководцы и политики, и даже сам король иногда занимал у них крупные суммы денег. Они слыли знатоками искусства, были известными во Франции меценатами и коллекционерами. Братья практически ни перед кем не отчитывались, а к официальным министерским постам не стремились. Их и так все вполне устраивало, ведь ни одна сколько-нибудь значительная финансовая операция без них все равно не обходилась.

А еще Жозеф Пари-Дюверне был первым интендантом знаменитой Ecole Militaire (Военной школы), основанной по инициативе маркизы де Помпадур в 1751 году, в которой воспитывались для армии пятьсот юных аристократов. К сожалению, столь полезное для государства предприятие давало больше расходов, чем прибыли, и сейчас господину Пари-Дюверне срочно были нужны двадцать миллионов.

— И их следует изыскать, не прикасаясь к и без того скудной королевской казне, — с важным видом подчеркнул господин де Булонь.

— Один Господь Бог может творить из ничего, — попытался возразить Казанова.

— И все же?

Казанова понял, что ему не отвертеться, и от отчаяния вдруг заявил, что в голове у него есть одна идейка, которая может принести казне как минимум сто миллионов.

Когда Казанова ляпнул про сто миллионов, он даже сам испугался своей наглости, но, как говорится, слово не воробей и отступать уже было невозможно.

— А во что эта ваша идейка станет королю? — заинтересованно спросил господин Пари-Дюверне.

— Ну-у-у…

Казанова не знал, что сказать, а посему попытался потянуть время, однако господин Пари-Дюверне повторил свой вопрос.

— Ну-у-у… Видите ли… Да практически…

— Стало быть, вы хотите сказать, что эти средства народ доставит сам?

— Да… Но, как бы вам объяснить…

Казанова совершенно не представлял, о чем будет говорить дальше, но его спас сам господин Пари-Дюверне. Он вдруг хлопнул в ладоши, расплылся в улыбке и радостно воскликнул:

— О, хитрец, я знаю, что вы задумали!

Казанова ничего пока не понял, но на всякий случай придал лицу самое глубокомысленное выражение, на какое он был способен:

— Я в восхищении, сударь, от вашей проницательности, но я ведь мыслями своими пока ни с кем не делился…

— Приходите ко мне на обед, и я покажу вам проект. Он красив, и мы с вами обсудим его детали. Вы придете?

— Почту за честь.

Сам Жозеф Пари-Дюверне пригласил его к себе на обед! Это было лихо, но о том, какие детали ему придется обсуждать, Казанова не имел ни малейшего представления.

Когда господин Пари-Дюверне удалился, Жан-Батист де Булонь, генеральный контролер финансов, начал хвалить его великое рвение и честность. Он был братом знаменитого Жана Пари де Монмартеля, а того молва втайне считала отцом самой мадам де Помпадур. Правда это или нет, неизвестно, но ее крестным отцом он был точно, а посему отобедать с братом такого человека — это была настоящая причуда Фортуны.

Когда аудиенция закончилась, Казанова пошел прогуляться в Тюильри, чтобы обдумать свое положение. Ему надо было найти двадцать миллионов, а он похвастался, что может сотворить им сто, сам не зная как, и вдруг искушенный в подобных делах человек пригласил его на обед, чтобы убедить, что его «план» ему известен. Бред какой-то…