- Ах, ваше сиятельство! Чем мне занимать? Тем же и буду - изобретать, патентовать...

- А как же предназначенье женщины? - спросил молодой князь и снова уставился на меня. Я, вообще-то, уже сбилась со счёта.

Ладно, потом посчитаю, вечером. Сейчас надо было отвечать на вопрос, и я на мгновенье задумалась - в каких словах пояснить свою точку зрения, чтобы меня услышали?

- Ваше сиятельство, механика, кузня и лаборатория привлекают меня куда больше чем то, что вы назвали - домашнее хозяйство, материнство и всё прочее. Я смотрела на Ольгу Леоновну сегодня и поняла, что женщина вытерпит мужскую увлечённость идеей, его окрылённость и оторванность от реалий мира. Но наоборот...

Я скептически покачала головой и прямо глянула князю в глаза. Серьёзно, строго, без шуток.

- Мужчина не потерпит в своём доме жену, которая выглядит как истопник и так же пахнет, которая вместо того, чтобы распорядиться накрыть стол, выслушать рассказ о его делах, поведать о детях и их шалостях, будет что-то варить в алхимическом котелке, громыхать железками в мастерской или корпеть над чертежами, забывая не только о семье, забывая о себе - поесть, поспать, вдохнуть свежего воздуха.

Меня захлестнула удушающая волна. Пока эти мысли бродили в голове неясными тенями, они не вызывали столько эмоций. А теперь, сказанные вслух, почему-то всколыхнули тяжёлые, будто густой и зловещий туман, чувства.

- О да, понимаю, - кивнул граф. - А что ваш батюшка по этому поводу думает?

От одного упоминания отца весь накал страстей смыло холодной, успокаивающей волной

- я посмотрела на ситуацию с другого стороны. Папенька... Кроме меня у него нет наследников. Кому передать дело, которое он так долго и так успешно растил?

Я тяжело вздохнула.

Но потом вспомнила батюшку, его «У нас всё получится, доченька!» и сказал:

- Отец всегда и во всём меня поддерживал. Думаю, и в этом вопросе могу рассчитывать на его понимание.

Молодой княжич всё так же буравил меня взглядом, молча и непонятно, Ольга Леоновна опустила глаза и только чуть заметно поиграла бровями. Было очень похоже на неуверенность. Или сомнение. Или... или на что?

- Вот и чудесно! - воскликнул князь. - Я пригласил господина Арчинского погостить у нас пару дней к концу первого полугодия твоего, Лиззи, обучения. А это уже скоро - до зимних вакаций осталось совсем немного.

Спина сама распрямилась, а плечи расправились. Я бросила мимолётный взгляд на Вольдемара, что всё так же смотрел на меня, отчего тревожно поднимались на спине волоски, на княгиню, которая чуть закусила губу и отвела взгляд. Неуверенность? Вина? Или... да что там такое в этом взгляде?

Тааак... Ощущение, что меня, словно дичь на охоте, обложили, было полным.

Пора отсюда удирать.

Я встала:

- От имени своего отца благодарю за честь. И за сегодняшний приём также благодарю. Позвольте откланяться.

Никто, слава механике, не стал меня задерживать, и я ушла возвращать себе облик Ларчи.

Торопилась, сдерживая шаг, по полутёмным коридорам, шарахалась от каждой тени, всё боялась, что неожиданно вынырнет передо мной, как когда-то Марая, его сиятельство Вольдемар и станет объясняться. Когда я представила, что он становится передо мной на колено и со словами «Будьте моей женой!», протягивает коробочку с кольцом, меня затрясло. И я припустила бегом.

Плевать на то, как это выглядит. Плевать, что будь его желание, всё равно догнал бы -мужчина да ещё в доме, который знает с детства. Плевать! Страх был сильнее меня, и я летела, задрав юбки, чтобы не путались в ногах.

Ворвалась в выделенную мне комнату, захлопнула дверь и навалилась на неё спиной. Долго пыталась отдышаться, и когда почти справилась, кто-то постучал в дверь. Я вздрогнула, но упёрлась спиной и закусила губу, чтобы рыдание не вырвалось из груди.

- Сударыня, вам нужна моя помощь? - из-за двери послышался приглушённый голос служанки.

Слёзы и облегчённый выдох вырвались одновременно. Но потребовалось ещё пара мгновений, чтобы найти в себе силы - отворить дверь и ответить:

- Да, входи. Только свечу зажги дальнюю - у меня глаза что-то болят.

Незачем горничной знать, что я тут вся в слезах стою и едва перевожу дыхание от ужаса.

***

В амуницию и костюм Ларчи я одеваться могла и сама - это мы со Степаном предусмотрели с самого начала. Потому как только платье было помещено в шкаф, я отпустила служанку, чтобы успокоить свои мысли и чувства и попытаться подумать.

Размышляла я недолго. Сомнений не оставалось - князь хочет отдать меня замуж за своего сына, и мезальянс его не пугает. Почему тогда пугает меня? Пугает и мезальянс, и сам Вольдемар?

Княжич весь вечер сидел и молчал, смотрел на меня. Что значили эти взгляды? Присматривался хорошенькая я или нет? Смогу нарожать маленьких графов или не смогу? Или оценивал, буду ли и дальше заниматься механикой на благо семьи Делегардовых?

За этими мыслями я даже не заметила, как вышла из особняка графа на стылый двор. Резкий ветер почувствовался лишь как неудобство, а темнота, что по ранней зиме, была глубокой, словно колодец, мне не мешала - я знала тропку к общежитию уже наизусть.

В этой пугающей до отвращения ситуации был один плюс. Маленький, совсем небольшой: всё же Вольдемар предложения мне не сделал. И мне не пришлось в истерическом состоянии придумывать поводы для отказа, говорить трудные и ненужные слова, объясняться впопыхах и без подготовки. Как успокоюсь, на холодную голову подумаю над аргументами, логичными и стройными, над формулировками, над своей позицией - эти аристократы такие чувствительные, да и благодетеля нельзя обидеть.

И сразу стало как-то спокойнее. Я даже облегчённо вздохнула.

- Ну что, Лиззи? Бегала перед молодым князем хвостом вертеть? - вдруг раздался пробирающий до костей голос где-то сбоку, совсем рядом. И сердце вновь провалилось в желудок - это был голос Зуртамского.

- Степан! - паника прорвалась визгливыми нотами в голосе, я заозиралась, выискивая его.

- Иду, Хозяй! - задыхающийся голос моего верного няньки был ещё далеко, но ужас отступил, хотя тревога всё ещё схватывала горло .

- Не подходи ко мне, Зуртамский, - проговорила тихо, почти шёпотом. Как это выглядело со стороны - девчонка в одежде парня, что разговаривает с темнотой, я не знаю. Наверное, дико. И я разрешила себе считать этот шёпот не робким, а зловещим. - Помни, староста, ты молчишь, и я молчу.

Мне не ответили, но в стылом воздухе уже был слышен скрип гравия под сапогами бегущего человека, моего Степана. Я шумно выдохнула и сделала два осторожных шага навстречу звукам. Вдруг в памяти всплыла фраза про договоримся - так Зуртамский говорил, когда делал мне своё дурацкое предложение. Я скривилась от неприятного воспоминания. Какой же он гад!