офицеров спасли от смерти представители финляндской интеллигенции, укрыв их у себя на квартире, что необходимо отметить вообще ввиду многих упреков, раздававшихся тогда по адресу финляндцев. В тот же день последовал приказ по отдельному 42-му армейскому корпусу такого содержания:

«§ 1. Согласно постановлению соединенного заседания Выборгского совета рабочих и солдатских депутатов Армейского комитета 42-го армейского корпуса я сего числа вступил во временное командование 42-м армейским корпусом.

Основание: Удостоверение Выборгского совета рабочих и солдатских депутатов от 29 августа 1917 года № 482.

§ 2. Всему личному составу штаба корпуса – офицерам, чиновникам, солдатам – оставаться на своих местах и никуда не отлучаться впредь до особого распоряжения.

Подписал: капитан Елизаров. Верно: начальник штаба корпуса генерал-майор Баженов.

На основании того же постановления во временно исполняющего должность коменданта крепости вступил капитан Обернибесов».

Когда в Петрограде стало известно о Выборгских событиях, то по приказанию А. Ф. Керенского главнокомандующим войсками Северного фронта была назначена следственная комиссия при участии членов Всероссийского исполнительного комитета. Временное правительство предложило штабу Петроградского военного округа принять действительные меры к обнаружению убийц и их аресту, предписав не останавливаться перед применением решительных мер.

Ставка назначила командиром корпуса генерал-лейтенанта Хенриксона. Едва в Выборге узнали о прибытии командира корпуса, как гарнизон вновь заволновался.

А. Ф. Керенский телеграфно отметил это назначение, утвердив командиром корпуса капитана Елизарова.

Когда же в крепость прибыла чрезвычайная следственная комиссия и приступила к работам, то поднялось опять глухое брожение, которое обострилось, грозя вылиться во что-нибудь более серьезное, особенно когда комиссия потребовала выдачи убийц, от исполнения чего гарнизон решительно отказался.

Настроение масс было таково, что потребовалось прекращение работ комиссии и временный отъезд членов ее в Петроград.

Богатый материал, который успела собрать комиссия, хотя и без осязательных результатов, погиб, а жаль, так как исчезли данные, поднимавшие завесу над этими ужасными событиями и раскрывавшие перед русским обществом ту ужасную драму, которую пришлось пережить русскому офицеру в Финляндии со дня мартовской революции…

Опять начались волнения. Сами члены комиссии едва избежали самосуда.

5 сентября толпа солдат, возвращавшаяся с вокзала, куда ходила в поисках членов следственной комиссии, встретила около 9 часов вечера на дороге офицера с женой, возвращавшихся в город с прогулки в парк Монрено.

Кучка артиллеристов обступила офицера и потребовала от него пропуск. Офицер решительно требовал оставить его в покое и пропустить в город. Извозчик, видя, что дело принимает нешуточный оборот и жену офицера солдаты хотят изнасиловать, хлестнул кнутом лошадь и двинул экипаж вперед. Тогда один из солдат, ухватившись за спинку пролетки, выстрелом в упор в затылок уложил офицера на месте. Толпа бежала за пролеткой, пытаясь вытащить оттуда жену убитого, но сгустившиеся сумерки и резвость лошади позволили извозчику благополучно вывезти труп офицера и обезумевшую от горя и ужаса даму в город. Когда извозчик остановился у подъезда совдепа, то несчастная женщина умоляла убить и ее…

Эти волнения не ограничились Выборгом, а распространились по всей стране. Было выяснено, что они явились результатом работы тех же германских агентов. Под Вильменстрандом в проезжавший автомобиль с офицерами была неизвестными штатскими брошена ручная граната, ударившаяся в брезентовый верх и упавшая за автомобилем, но все же успевшая осколками, хотя и легко, поранить трех человек. То же произошло, но без ранений, под городом Нейшлотом. Хуже было под городом Бьернеборгом. На линии железной дороги от Бьернеборга до Тамерфорса с веткой на Раумо стояла 34-я пешая Смоленская дружина, 3-я рота которой под командой поручика Смеречинского охраняла участок от железнодорожного моста через реку Кумо (пост Паханкоски) до станции Тюрвис.

Рота стояла в глухом углу Финляндии и несла службу добросовестно, чему немало способствовала еще ее изолированность.

Германским агентам не нравилась надежная охрана важного для нас моста через быструю и многоводную реку Кумо, так как все попытки их взорвать этот мост заканчивались неудачей благодаря бдительности охраны и строгой поверке несения службы как поручиком Смеречинским, так и начальником поста Паханкоски прапорщиком запаса Вильдтом.

Германские агенты натравили на расправу нижних чинов квартировавшей в городе Раумо части 421-го пехотного Царскосельского полка.

Шестнадцать большевистски настроенных нижних чинов прибыли на пост Паханкоски и, собрав ополченцев, стали у них выпытывать, получают ли они отпуска на родину, не тяжела ли им служба по охране дороги, не строги ли к ним начальники, не наказывают ли часто.

Конечно, нашлись недовольные из нерадивых по службе ополченцев, которые начали жаловаться. Прапорщик Вильдт потребовал, чтобы митинг был прекращен, так как людям нужно было собираться в караул. Этого только и добивались прибывшие. Прапорщик Вильдт был убит, и тело его было сброшено с моста в воды реки Кумо. После всего двое уехали назад в Раумо, а оставшиеся отправились на станцию Тюрвис расправиться с поручиком Смеречинским, который и был убит на глазах уездного судьи города Коскинена, а тело брошено в воду. При содействии полкового комитета 421-го пехотного Царскосельского полка удалось арестовать двух нижних чинов на станции Тюрвис и трех на станции Ристе, которых хотя и отправили на гауптвахту, но до суда дело не дошло…

Неимоверных трудностей стоило родственникам убитых в Выборге добиться разрешения на розыски трупов и их погребение, так как этому противились солдатские массы.

Наконец это разрешение было дано, и чины Выборгской городской полиции приступили к водолазным работам, но собиравшиеся на мосту и по берегу залива зеваки из нижних чинов сильно тормозили работы, вследствие чего их пришлось перенести и начинать с рассветом. Только тогда, когда совдеп дал оцепление, поиски пошли успешнее. Трупы убиенных были настолько обезображены и застыли в таких ужасных позах, что человеку и с крепкими нервами было невозможно на них смотреть без содрогания.

Особенно ужасен был труп генерала Васильева, голова которого представляла из себя сплошную бесформенную массу, случайно уцелела лишь небольшая часть правой половины лица…

Тело генерала от кавалерии Орановского было извлечено из воды одетым в красную шелковую рубашку русского покроя. Китель был сорван с него тогда, когда его тащили с гауптвахты. Во всей позе трупа, судорожно сведенной конвульсиями, со скрученной и ушедшей в плечи головой при последнем содрогании, было столько жути, что даже наиболее любопытные из солдат отворачивались. Розыски сильно затрудняло течение, отнесшее утопленников далеко от моста, вследствие чего работы затянулись на целую неделю.

Картина розысков была настолько жестоко тяжела, что комиссар Гельсингфорсского совета рабочих депутатов матрос Судаков открыто признавался, что ничего в своей жизни не видел ужаснее вылавливания трупов и вытаскивания их на лодки под завывания и улюлюканье собравшихся на