– Журналистка.

Я встаю рядом с Виктором и смотрю в окно. Так и есть: на противоположной стороне дороги, прячась от дождя, стоит Полли Ди.

– А она настырная. Дай ты уже ей интервью.

Виктор бросает на меня подозрительный взгляд.

– Рай, она пыталась связаться с тобой?

– Зачем я ей?

– Ладно, пошли.

Мы выходим из лаборатории Виктора, которая удобно расположена в одном из биотехнологических корпусов Университета, и под непрекращающимся дождем отправляемся на такси вдоль Оксфорд-роуд к Джордж-стрит.

– Туннели и бункеры, которые я тебе покажу, были построены в пятидесятых на средства НАТО. Сумма по тем временам астрономическая: порядка 4 миллионов фунтов! В подземном лабиринте предполагалось устроить надежную систему связи, которая выдержала бы атомный удар, способный стереть город с лица земли. В туннелях есть генераторы, цистерны с топливом, запасы еды, спальные блоки, даже собственный паб! То же самое устроено в Лондоне и Бирмингеме. Все это часть программы НАТО в рамках стратегии холодной войны.

– Сколько же денег потрачено впустую! – возмущаюсь я. – Европу требовалось отстраивать заново. В шестидесятых в Манчестере еще встречались разбомбленные здания.

– Да, – грустно кивает Виктор. – Война с фашизмом была выиграна, но именно сражение с коммунизмом по-настоящему занимало Америку и Великобританию. Величайшие капиталистические демократии мира не признавали никакой идеологии, кроме рыночной экономики.

– Так ведь и ты не коммунист.

– Я не коммунист. Увы, в науке слишком силен дух соперничества. Но меня всегда восхищало в людях мужество. Любопытно, что время, проведенное Марксом в Манчестере, и дружба с Энгельсом, владевшим здесь фабрикой, дали толчок идеям, которые легли в основу знаменитого «Манифеста Коммунистической партии». В Манчестере девятнадцатого века насчитывалось пятнадцать тысяч общежитий, которые располагались в подвалах зданий, без окон, воды и канализации. Мужчины, женщины и дети гнули спины по двенадцать часов, работая на благо богатейшего города в мире, а сами страдали от болезней, голода и холода и едва доживали до тридцати. Естественно, коммунизм казался им единственно верным решением.

– Коммунизм действительно самое лучшее решение, – киваю я. – Просто люди не умеют делиться. Ничем, даже бесплатными велосипедами.

За окном виден канал: из зеленой воды торчит очередной оранжевый бесплатный велосипед. Люди: как много светлых идей! Как много неудавшихся начинаний!

Такси останавливается возле ржавой, но прочной калитки в стене из потемневшего кирпича. Мы высаживаемся, Виктор достает из кармана связку ключей и открывает калитку.

– Иногда чем проще, тем надежнее, – улыбается он, помахав ключами.

– Откуда у тебя этот ключ?

– У меня есть друзья, – как всегда уклончиво отвечает Виктор.

Далее оказалось несколько глухих дверей. Для каждой свой ключ. За третьей дверью – узкая крутая лестница, уходящая вниз. Виктор начинает спускаться. Я за ним. Автоматически включается освещение.

– Не спеши! Спуск долгий.

Я молча иду за Виктором, вслушиваясь в гулкое эхо наших шагов и в угасающий звук дождя наверху.

– Представляешь, если бы бомбу и правда взорвали? – говорит Виктор. – Мы бы начинали с камней и палок.

Мои мысли далеко. Я считаю ступеньки. Вниз, вниз, вниз:100, 110, 120…

– Удивительно! Здесь очень сухо, – замечаю я. – Ни влаги, ни плесени, ни потеков воды.

– Защита от сырости и вентиляция. – Услышав мое неровное дыхание, Виктор оборачивается. – Потерпи, Рай, уже скоро. Еще сотня метров по этому коридору, и все. Не пугайся. Кажется, что мы в страшных заброшенных катакомбах. Однако представь, что тут полным-полно ученых. После Второй мировой Манчестер стал всемирным центром компьютеризации. Все из кожи вон лезли, лишь бы обогнать Советы по компьютерным технологиям. Даже гигантский радиотелескоп Джодрелл-Бэнк[61] использовали для прослушки.

Наконец, Виктор останавливается и смотрит на меня. Я неожиданно понимаю, что боюсь. Неужели я боюсь его?

– Где мы? – неуверенно спрашиваю я.

– Добро пожаловать в мой мир. Не бог весть что, зато мое.

Виктор открывает дверь. Клапаны, шнуры, электронные лампы. Ряды стальных коробов, километры проводов. Круговые шкалы с замершими стрелками.

– Узнаешь? Оригинал стоит в Музее науки и промышленности Манчестера. Я сделал точную копию. Это первое в мире электронное запоминающее устройство. Манчестерский Марк 1. Память функционировала на основе вакуумных электронных ламп. Транзистор изобрели лишь в 1947 году. К 1958 году в первой интегральной микросхеме содержалось шесть транзисторов. А к 2013-му примерно на той же площади – уже 183,888,888 транзисторов! Закон Мура гласит, что мощность вычислительных устройств удваивается каждые 24 месяца. Но самое удивительное для меня – то, что компьютер мог появиться гораздо раньше. Ты слышал об аналитической машине Чарльза Бэббиджа?

– Насколько я знаю, дальше идеи дело не пошло.

– Все начинается с идеи, – с улыбкой кивает Виктор. – Все, что когда-либо затевалось, сперва возникло у кого-то в голове. Первой разработкой Бэббиджа стала разностная машина – изящная вещица с валиками и шестеренками, совсем не похожая на тьюринговского «Колосса». В 1820 году британское правительство выделило Бэббиджу семнадцать тысяч фунтов на ее строительство. Тогда этих денег хватило бы на полное оснащение двух линейных кораблей, о чем, конечно, трубили во всех газетах. Однако Бэббидж решил потратить грант на другое свое детище – на аналитическую машину, которая по сути является прототипом компьютера. В машине предполагались все основные элементы: память, процессор, аппаратное и программное обеспечение и замысловатые блоки цепей обратной связи. Если бы ее собрали, получился бы гигант на паровом двигателе; в Викторианскую эпоху люди еще не ценили красоту малых форм. С тех пор мы движемся вперед, не зная, когда именно настанет прорыв, но зная точно, что он грядет.

– О каком прорыве ты говоришь?

– Об искусственном интеллекте.

Виктор распахивает очередную дверь, на сей раз не запертую, и мы попадаем в огромный зал.

– Здесь находился центральный пост управления. Сейчас, конечно, все разобрано.

– Какое количество дверей! – удивляюсь я.

Вдоль стен располагается череда дверей, будто в загадке или в кошмарном сне, когда надо выбрать нужную.