– Один из моих самых преданных клиентов только что вернулся из США. Он говорит, что там активное начало у наркоты – 30 %.

– Начало?

– Да, активное начало, действующее вещество – его там до 30 % процентов. Но, по-моему, это сказки. Я знаю, что в Париже есть точки, где действующее вещество доходит до 5 %. В Италии некоторые барыги продают кокаиновые шарики, в которых почти нет действующего вещества. Но это мошенники.

За эти годы я многое повидал в мире наркоторговли. Средняя доля действующего вещества в наркотике в Европе колеблется от 25 до 43 %. Самые последние места занимают Дания – 18 %, Англия и Уэльс – 20 %. Но эти цифры могут меняться.

Настоящие деньги делаются на разбодяживании, потому что именно из-за примесей дорожка кокаина становится особенно ценной и именно примеси разрушают ноздри. В Лондоне некоторые пушеры прятали по гаражам качественный кокаин, чтобы выбрасывать его на рынок всякий раз, когда из-за рейдов полиции случается нехватка товара и все принимаются его бодяжить, снижая таким образом качество. В такие моменты по-настоящему хороший кокаин можно продавать в четыре раза дороже. В экономической ситуации, когда спрос и предложение меняются настолько внезапно, доля чистого вещества становится определяющим фактором. Дилер может бодяжить наркотик с согласия мафиозного клана. В экстренных случаях этим может заниматься и база, но только с разрешения дилера. Пушер, который вздумает бодяжить, – мертвый пушер.

– Я ходил на курсы реабилитации, влез в одну из контор, где тех, кто хочет завязать, пугают заявлениями вроде: “25 % инфарктов в возрасте от 18 до 45 лет вызвано именно кокаином”. По-моему, на этих курсах несут всякую херню. Но кое-чему я все же научился: кокаин воздействует на нейроны, выводит из равновесия нервную систему и со временем ломает ее. В общем, компостирует мозг. И не только. Он вреден и для сердца, достаточно лишь небольшого толчка, чтобы наступил коллапс. А если порошок еще и приправить каким-нибудь “лонг-айлендом”, “негрони” или “джеком дэниелсом” или заесть виагрой – это все равно что прибавить скорости на повороте. И еще надо учитывать, что кокаин сужает кровеносные сосуды, действует как обезболивающее. Эффект наступает почти сразу, но зависит от того, как ты принимаешь наркотик. Если его вколоть, он начинает действовать раньше, чем ты это заметишь. Если курить крэк или основание – немного медленнее, но все равно быстро. А если нюхать, то вставляет где-то еще через секунду.

Я спрашиваю у него, какие бывают приятные моменты.

– Приятные? Стоит только закинуться, и ты будто просыпаешься. Усиливается внимание, ты становишься более энергичным, менее усталым, тебе даже не нужно спать, есть, пить. И не только. Кокаин прибавляет уверенности в себе, тебе становится весело, хочется что-то делать, у тебя эйфория. Если у тебя что-то болит, то сразу пройдет. Тебя ничто не сдерживает, поэтому усиливается сексуальное желание и ты становишься более решительным. А еще под кокаином ты не чувствуешь, будто ты обдолбался. Тот, кто сидит на героине, не имеет ничего общего с кокаинщиком. Если закидываться кокаином, появляется привычка, но ты не токсикоман. Ты удовлетворяешь эту потребность, а потом идешь своей дорогой.

Но он тут же переходит к отрицательным сторонам.

– Кто часто закидывается, страдает тахикардией, паническими атаками, легко впадает в депрессию, становится раздражительным без причины, иногда даже впадает в паранойю. Так как он мало ест и спит, то обычно худеет. Если часто нюхать кокаин в течение нескольких лет, ты рискуешь угробить себе ноздри. Я знаю людей, которым пришлось восстанавливать носовую перегородку хирургическим путем, а все из-за кокса. Знаю и людей, которые от этого откинулись: одна лишняя доза, и получаешь инфаркт. По сути, это все известно, я не открыл Америку, но когда я услышал, что от моего порошка перестает стоять, я обалдел. То есть не то чтобы у меня были такие проблемы, но многие мои клиенты приходят именно по этому поводу, а потом приходят снова и снова, такие все на взводе, и рассказывают, что трахаются часами, что от оргазмов их трясет до кончиков пальцев, что они делают штуки, которые раньше только в порно и видели и даже не мечтали повторить, – в общем, раскочегарившаяся толпа людей, которые до встречи со мной кончали через пару минут, а теперь оттягиваются по полной. Я должен был разобраться, но не мог спросить это у них напрямую – мужчины неохотно говорят о некоторых вещах. Поэтому я спросил у одной своей подруги – крутой телки, которая время от времени просит у меня немного кокса, потому что ей нужно сдать экзамены на медицинском – она учится по ночам, а днем работает кассиршей, чтобы оплатить себе учебу и жилье. Она требует называть ее Баттерфляй, потому что у нее на бедре татуировка бабочки. Я просил показать мне ее, потому что не верил, но она всегда отказывалась. Дело в том, что мы всегда назначаем встречу в одном и том же месте и она вечно убегает, потому что у нее куча дел. Но в этот раз я останавливаю ее, спрашиваю, как дела у них с парнем, и хитро подмигиваю. Я чувствую себя кретином, но не знаю, как еще поднять эту тему, и она, слава богу, все понимает и тоже спрашивает, с чего это мне так интересно, мне-то, типа, какое дело. Я говорю, что просто любопытно, что я дорожу ею как клиентом, дорожу ее удовольствием – при слове “удовольствие” я снова подмигиваю, но теперь уже чувствую себя не таким кретином: я вижу, что заполучил ее внимание. “Говори прямо”, – заявляет она, и тут я объясняю ей, в чем дело, что я слышал, будто мой товар не особенно хорошо воздействует на эти органы, и провожу своего рода маркетинговое исследование, вот и все. Она делает странную вещь: берет меня за руку и ведет в бар, заказывает два пива и закуривает. Бармен видит это и пытается сказать, что здесь не курят, но она отвечает: “Да пошел ты… ” – после чего тот пропадает за стойкой и продолжает отпускать эспрессо и капучино. Она рассказывает о своем парне. Сначала все было круто, ей дико нравилось, у него стоял так, что хоть в “Книгу рекордов Гиннеса”, в результате – представления, которым позавидовал бы Рокко Сиффреди[52], а потом – все, крах. “Его член, – говорит она, – как переваренная сарделька. Чтобы он встал, должно пройти несколько часов”. Если она пытается до него дотронуться, парень не чувствует ничего, как будто все тепло куда-то пропало и по венам течет холодная вода. Он из-за всего этого впал в депрессию, только и делает, что оправдывается, и даже когда остается один, не может мастурбировать, поэтому начал принимать виагру – сначала небольшими дозами, всего по двадцать пять миллиграммов, потом перешел на сто, но делать нечего: встает только до половины, и он все равно не может кончить. Делать что-то с этим бесполезно, и все то напряжение, которое он не может сбросить, причиняет ему дикую боль, а сношаться часами, ожидая, что он наконец-то финиширует, не особенно весело. Сейчас он наблюдается у андролога и признался ему, что принимает кокаин, на что доктор, не сморгнув глазом, ответил, что у него много таких пациентов и единственный выход – это завязать с наркотиками, но это не так уж и просто. Бабочка говорит не замолкая, и я складываю воедино кусочки головоломки. Становится понятно, что я способствую появлению целой армии неудавшихся любовников, которые в отчаянии и слабой надежде сделать так, чтобы у них все-таки встал, только увеличивают дозу. “Ни хера себе…” – хотел было сказать я, если бы в ту секунду это не прозвучало бы так некстати. И потом, Бабочка говорит, что мой товар для той же самой цели принимают и женщины, потому что под кокаином ты легко возбуждаешься и отрываешься по полной, хотя с точки зрения секса это катастрофа, ведь кока, помимо других побочных эффектов, работает как отличное обезболивающее. Но одно дело – положить немного на режущийся зуб мудрости, и совершенно другое – перестать получать оргазм, что в принципе не так уж и просто сделать. “Не говоря уже обо всех штуках, – продолжает она, – которые ты делаешь и о которых потом жалеешь”. Например, как-то ее парень признался, что однажды вечером он был чересчур под кайфом и переспал с транссексуалом; у него всегда была эта эротическая фантазия, но не хватало смелости. “Смелости”, – повторяю я за ней, и Бабочка кивает. В молчании проходит несколько минут, а потом я спрашиваю ее, не покажет ли она мне в этот раз свою татуировку. Она улыбается, находит место между столиками, расстегивает брюки и слегка приспускает трусики. Она и вправду никогда мне не врала.