Судебные процессы шли один за другим. В руки палача отдавали многих недругов Суллы из числа знатных римлян. Но одновременно под угрозой смерти была прекращена дикая торговля сомнительными медикаментами, которую вели в Риме знахари всех мастей, обычно – греки, рабы или вольноотпущенники.

Игра судьбы: Сулла, так опасавшийся ядов, сам стал их жертвой. Иначе и не объяснить неизвестную болезнь, симптомы которой были ужасны. Вот что Плутарх рассказывает про Суллу:

«Он долгое время не знал, что у него во внутренностях язвы, а между тем все тело его подверглось гниению и стало покрываться несметным количеством вшей. Многие были заняты тем, что днем и ночью снимали их с него, но то, что они успевали удалить, было лишь каплей в море по сравнению с тем, что нарождалось вновь. Все его платье, ванна, вода для умыванья, пища кишели этим разлагающимся потоком, – так развилась его болезнь. Много раз в день погружался он в воду, чтобы вымыть свое тело и очиститься. Но все было бесполезно».

Натуралистичному рассказу Плутарха, негативно оценивавшему санитарию Древнего Рима, можно не поверить. Вероятнее всего, тут немало вымысла. Однако дыма без огня не бывает. Всевозможные отравления стали частью повседневной жизни римлян. Их не пугала строгость закона, а тон в их ядовитом modus vivendi задавали сильные мира того. После самоубийства Клеопатры Октавиан Август, разочарованный в непредусмотренной по сценарию народного триумфа смерти египетской царицы, приказал вывезти в Рим в качестве военного трофея не только ее гардероб и богатейшую александрийскую библиотеку, но и челядь последней из Птолемеев. Включая и Музу, личного врача Клеопатры и большую мастерицу ядов. Ее услуги вскоре очень пригодились кое-кому влиятельному в Вечном городе.

Ливия Друзилла, третья жена Августа, была женщиной самолюбивой, волевой и расчетливой. Политика в Риме не считалась полем приложения талантов для представительниц слабого пола, Ливия же придерживалась на сей предмет совсем иного мнения. Власть и только власть, прежде всего, интересовала ее, и она была готова бороться за нее всеми доступными и недоступными средствами. И очень кстати тут оказались египетские маги и заклинатели из обоза Клеопатры.

Всех странных смертей, которые произошли в пору правления Октавиана, названного современниками Августом, и не перечислишь. Дион Кассий, историк и римский консул, пишет, что Ливия умертвила, прежде всего – с помощью ядов, девятерых человек. Чтобы защитить власть мужа и – главное – обеспечить права на престол ее сына от первого брака Тиберия. Жену первого римского императора подозревали в отравлении Марка Клавдия Марцелла, мужа Юлии, единственной дочери Августа, а затем – и в убийстве ядами двух внуков императора: Гая и Луция. «Жестокие мачехи готовят смертельный яд», – написал по этому поводу Овидий.

Октавиан везде и всюду представлял Ливию как идеальную мать семейства и верную свою спутницу и советчицу. И тем не менее, когда после празднования ими золотой свадьбы – после пятидесяти лет брака! – Август умер, в Риме заговорили, что его отравила хитромудрая Ливия, которую Калигула назовет позднее «Улиссом в женском платье». Тот же Дион Кассий сообщает, будто престарелый император скончался от напичканных ядом фиг (иначе – от инжира), которые он обожал. Обученный долгим жизненным опытом, чревоугодник Август опасался есть приносимые ему плоды и предпочитал сам собирать их в своем саду. Это его и подвело: «доброжелатели» ввели яд прямо во фрукты, висевшие на дереве. Августу оставалось их только сорвать, чтобы вскоре отойти к праотцам. Как утверждают специалисты по ядам, вероятнее всего злоумышленники напичкали смертельные плоды соком белладонны, иначе говоря – начинили фрукты атропином.

Нам остается лишь гадать, умер Октавиан Август, не оставивший прямых наследников мужского пола, насильственной смертью или нет, и имеет ли к этому какое-либо отношение – как утверждали современники – Ливия. Но факт фактом: императором стал Тиберий. Он не скрывал, что ненавидел свою мать, столь много сделавшую для его восхождения. Когда Ливия скончалась, сын отказался заниматься ее похоронами, и труп императрицы предали земле в полуразложившемся состоянии. Завещание ее Тиберий объявил недействительным, а сенату запретил воздавать Ливии какие бы то ни было почести. Почему? Уж не потому ли, что сын не мог простить матери ее «отравленное» прошлое?

Впрочем, римский ящик Пандоры был уже распахнут. Вот только малый список отравлений по италийской рецептуре.

«Победив царя Армении и подчинив Риму Каппадокию, Германик умер в Антиохии в возрасте тридцати четырех лет, что дало повод думать об отравлении», – сообщал в начале прошлого тысячелетия писатель Гай Светоний Транквилл, автор глобального труда «Жизнь двенадцати цезарей». Да, племянник Тиберия Юлий Цезарь Клавдиан по прозвищу Германик, усыновленный императором, был женат на внучке Августа влиятельной Агриппине и пользовался славой талантливого полководца и умелого политика. Кое-кто в Риме после побед Германика над германцами – отсюда и прозвище – сравнивал молодого военачальника с самим Александром Македонским и видел в нем наследника престола. Наверное, это-то Германика и погубило. Император послал военного героя в Сирию – на пагубный Восток, с глаз долой.

Перед смертью он долго мучился и кричал, что отравлен. И правда, на теле консула выступили пятна, а на губах появилась пена. Удивительно: в пепле погребального костра нашли нетронутое сердце Германика, древние римляне считали, что это верная примета отравления покойного.

Заговорили, что к убийству причастна Мартина, местная мастерица ядов, близкая к жене наместника в Сирии Гнея Кальпурния Пизона Младшего. С ним у знаменитого полководца тлел, точнее – горел нескрываемый конфликт. Когда началось следствие по гибели Германика, Мартину отправили в Рим для допроса, но по пути она скоропостижно скончалась: в узле ее густых волос нашли припрятанный яд. И тогда в метрополии еще больше начали подозревать Пизона, заносчивого, неуживчивого, и его жену Планцину, высоко ценимую Ливией. Тем более что перед смертью Германик успел написать письмо, в котором открыто обвинял Пизона и его супругу в убийстве. Когда сенат, понимавший, как популярен непобедимый полководец Германик среди римлян, выступил против Пизона, тот понял, что утратил всякую надежду на оправдание, и наложил на себя руки. Посмертно сирийский легат был признан виновным, но – не в отравлении, а… в «оскорблении величия римского народа»! Оплакивать Пизона было запрещено, значительную часть имущества его конфисковали, даже в посмертной маске ему отказали.

Впрочем, смерть Германика и самоубийство Пизона пришлись на период правления не Августа, а второго римского императора из династии Юлиев-Клавдиев – Тиберия. Тот демонстративно не выказал никакого своего отношения к двум этим прискорбным событиям, что дало потомкам право подозревать императора в участии в отравлении Германика. Тиберий, славный тем, что в его эпоху проповедовал и был распят Иисус Христос, отличился и иным образом. Он, остерегаясь отравления от Друза, единственного сына, давал ему попробовать первым все напитки, подаваемые при дворе. Кончились эти дегустации тем, что Друз и в самом деле был отравлен неизвестным ядом.

Не исключаю, что утверждения о цинизме Тиберия, готового с легким сердцем послать на смерть родного человека, не более чем вымысел. Как бы там ни было, но многочисленные жертвы Тиберия были, в конце концов, отомщены, и в роли бича богов выступил Калигула.