На непонятной волне почитания срамоты и грязи, он её слуга и раб. Да и он ли один? Понимать то он понимает, но робок, боится потерять, что надо потерять, нужно просто, и погубит душу свою по робости от лицеприятия, поклонения безумной. Но беда еще в том, что будущие ее дети не укоренятся в жизни, будет их шатать, как былинку на ветру, и будет о них исследование, и проклянут они родивших их. И оставит она память о себе на проклятие и позор её не изгладится. И не переменит она свой образ жизни, как не увещевай и не стыди, она не перестанет, доколе не умрет. И дети, особенно дочери, пойдут по стопам матери, по «проторенной» дорожке.

–– Деда Савелий, но почему по стопам матери, почему не отца? –задал я вопрос.

–– Хороший вопрос сынок. Но начнем мы с себя, с моей семьи. Вот я со своей Машей прожил пятьдесят пять лет, душа в душу. И как мы любили, уважали друг друга в молодости, так и сейчас, и те же чувства привязанности какие были при первой встрече, та же любовь и сейчас. Она не угасла со временем, не растворилась в повседневности. Как бы еще не усилилась с рождением внуков, а старая?

–– Усилилась, отец, усилилась.

–– Вот что я и говорю. Жена добродетельная радует своего мужа и лета его исполнит миром. Никогда у нас ,сынок, не было ни ссор, ни неурядиц. Мы жили и живем друг в друге, мы две половинки, соединенные вместе, одно целое. И как бы мы не жили, голодно ли, холодно, хорошо или плохо –это наше, что мы заслужили, чего же роптать? Легко ли ей было одной ждать меня с фронта с малышом на руках? И дождалась и вот уж до каких пор вместе. Но и по возвращении с меня толку мало было после ранения, три года отходил, когда наконец стал работать в полную силу, зарабатывать на жизнь. А так ведь «сидел» на её шее. И ни вздоха, ни упрека.

–– А чего вздыхать, старый. Живой мой вернулся, это ли не радость! –и смахнула набежавшую слезинку.

–– Мы, сынок, полюбили друг в друге Бога, который в нас, нам не надо было разговаривать и объяснять друг другу, мы разговариваем взглядом, жестом, и хорошо понимаем друг друга. И чего надо одному –смотришь, уж другой сделал. Мы предрешаем желания другого, заботу другого, друг друга –и так всю жизнь. Ты вот знаешь, читаешь Библию, и многих слов даже не понимаешь, не понимаешь значения слова. И вот два дня назад твой Коля «подпольный» опекун мне объяснил.

–– Это кто же?

–– Савелий Николаевич.

Я уставился на него «обалдело».

–– А объяснил мне, старику, слово « похоть». Так вот, чем ты занимался с Любой, иного, более точного слова нет. Это не любовь, Коля, это просто влечение одной живой материи к другой. Это распущенность, разнузданность в крайней степени. Вот ведь собака, сучка, когда в « охоте», все кобели вокруг неё, но она « подставит» только одному и только от одного зачнет щенка. И все, до следующего раза. А женщина бестыдная, нет у ней разума, сядет она напротив всякого дома и перед всякой « стрелой» откроет « колчан». Вот я со своей Машей делимся только добром, передаем друг другу только хорошее, что в нас есть, взаимно обогащаясь, и только добро передали нашим детям и внукам. Что в нас есть, внутренняя наша сущность – то мы несем и людям, в первую очередь –близким своим. Мы растворены друг в друге, мы родились друг для друга, мы полюбили в друг друге Бога, и если бы были даже кривые и хромые –все равно, как и сейчас, были бы вместе. И не было у нас никаких проблем физического обладания друг другом, это все на интуиции –отодвигается на второй план, как несущественное, малозначимое; когда на первом плане духовное. И что мы растворены друг в друге днем, так же мы растворены были и ночью, когда «строгали» ребятишек, и в физическом плане одинаково значимо для нас что сделать санки, и значимость физической близости не значимее. Вот для Николая сейчас значимее сделать санки.

–– Ты, старый, пока что себя и меня расхваливаешь, а на вопрос про Проню так и не ответил.

–– Да почти что и ответил. Поставь все, что я сказал про нас со знаком минус –вот и ответ. То, что он не пьянствует, не перебирает девок –еще не значит что он живет в чистоте. Как мы в нашем большом семействе отдаем друг другу тепло и участие, так и жена Прони, со всеми, с кем она переночевала, всю грязь, чем блудник обладает, «соберет», добавит своей нечистоты , а так как «груз», пусть для неё и привычный, все таки тяжеловат, она «отдает» Проне. И ей легче, и снова можно идти –есть кому передавать. И он этот груз примет, с ней ведь живет. И кто более еще в дерьме, поразмыслить надо. И даже если и сейчас, когда только жить начали, бросит её, то может быть до конца своей жизни и отмоется. Но с каждым часом, днем он все больше и больше погрязает. Если бы они были одинаковы, –пьяницы и блудники –поорали бы друг на друга, расцарапали друг другу лица, синяков наставили, –и опять за старое. В том-то и драма, что упасть до её уровня, он не упадет, не та натура, но и ума, решимости порвать с ней у него не хватит.

–– Ты хочешь сказать, старый, что для таких, как жена Прони, нет и покаяния? –подытожила баба Маша.

–– Нет для них, мать, покаяния. Большая трудность для них даже понять греховность своей жизни. Как они живут, это норма ихней жизни, повседневность. Ведь посмотрите, какая она ревнивая, как бегает за Проней, если где он с товарищем за бутылочкой самогонки задержится, как его сторожит, как ему выговаривает, когда он даже взглянет на какую-нибудь даму. И любит она его по своему, и туго ей будет, очень туго, если он решится её бросить. Это как дом без крыши, потолка, одни стены голые, да небо над головой –неуютно. Так и она без Прони. Ведь спроси её, с кем она вчера ночь провела –и не ответит пожалуй, несущественно это ей. Что для нас выпить ковшик воды, что для неё переспать с первым попавшимся. А покаяние начинается как раз с понимания