С возникновением железных дорог исчезли не только кочевья, но и бизоны, которых убивали в промышленных количествах. Для индейцев эти животные были источником жизни. И дело не только в мясе. Из бизоньих шкур делали одежду и обувь, из жил и костей – инструменты. Словом, почти все необходимое. Но во второй половине XIX века бизонов становилось все меньше. Свою роль, вероятно, сыграли и индейские охотники, убивавшие все больше бизонов благодаря новому огнестрельному оружию и лошадям. Но основной причиной были белые.

До строительства трансконтинентальных железных дорог они охотились на бизонов редко. Теперь все изменилось. Во-первых, стада бизонов стали проблемой: они разрушали железнодорожное полотно или просто паслись на нем, перегораживая пути. Во-вторых, появилась возможность быстро доставлять бизонье мясо в рестораны восточного или западного побережья. В-третьих, бизонья кожа оказалась хорошим материалом для ремней, как обычных, для брюк, так и промышленных, для станков. В-четвертых, армия поддерживала охоту на бизонов, понимая, что массовое истребление животных ударит по индейцам. Как выразился один из американских офицеров, «лучше убить бизона, чем дать ему накормить сиу»[126]. Наконец, многие стреляли в бизонов просто ради удовольствия и спортивного азарта прямо из окон мчащихся мимо вагонов. Результат не заставил себя ждать. Если в начале XIX века на Великих равнинах жило не меньше 30 миллионов бизонов, а по некоторым расчетам, даже 70, к концу столетия их осталось две или три сотни голов[127].

Экологическая среда, в которой на протяжении многих десятилетий, а иногда и столетий жили обитатели Великих равнин, была разрушена, и религии предстояло измениться вместе с природой. Если в прошлых главах мы рассматривали в основном общества, жившие в стабильных климатических условиях (разве что островитяне Пасхи представляли исключение), то в этой главе перед нами стоит другая задача: выяснить, как на духовную жизнь могут влиять меняющиеся природные условия.

Конечно, люди того времени еще не оперировали терминами вроде «экологическая катастрофа», но понимание происходящего у них было. На открытии Тихоокеанской железной дороги 8 сентября 1883 года выступал особый гость, приглашенный правительством лидер разгромленного индейского сопротивления Сидящий Бык. Точнее, впрочем, его имя переводится как Бизон, Сидящий На Земле. Вместе с одним из офицеров он отрепетировал свою речь заранее, но в последний момент вдруг вместо английского заговорил на родном языке сиу. «Я ненавижу всех белых людей, – сказал он. – Вы воры и лжецы, вы отняли нашу землю и сделали нас изгоями». Сидящий Бык улыбался и кивал, а переводчик спешно пересказывал, как рад вождь видеть собравшихся и как он надеется на мир с американцами.

Семью годами позже, 15 декабря 1890 года между полуднем и часом дня Сидящего Быка убьют. Убьют по нелепой случайности, в никому не нужной перестрелке. По странной иронии истории убийцей станет другой индеец по имени Красный Томагавк, но служил он американским чиновникам, которые были рады избавиться от Сидящего Быка. Почему? Этот вопрос, на первый взгляд скорее детективный, нежели религиоведческий, в действительности является частным случаем другого, более важного: как изменение среды преобразило религиозную жизнь обитателей Великих равнин?

В отличие от койсанов, австралийцев и полинезийцев, о которых в мировой и российской массовой культуре вспоминают редко, индейцы известны всем. Для любого жителя США они – часть национальной истории, да и нам, привыкшим к голливудским вестернам, тоже хорошо знакомы коренные американцы или, как их называют в Канаде, «первые народы»[128]. Кто не смотрел вестерны, тот в детстве играл в Чингачгука из романов Купера и их гэдээровских экранизаций или читал «Песнь о Гайавате» Лонгфелло в классическом переводе Бунина. Или, на худой конец, пролистывал «Учение дона Хуана» Кастанеды. За карнавальными образами индейцев настоящая культура Северной Америки теряется. В действительности, однако, это мощная и интересная традиция. К тому же очень разнообразная: религиозные взгляды северян квакиутль или тем более инуитов и южан пуэбло далеко не всегда схожи друг с другом. И хотя к ним мы тоже иногда будем обращаться, основной акцент стоит сделать на каком-нибудь одном народе. Лучше всего подойдут жители Великих равнин. Именно их в России представляют при упоминании индейцев, и, пожалуй, их судьба наиболее ярко демонстрирует влияние экологии на культуру и религию.

Увы, история этих народов известна нам постольку поскольку. Европейцы столкнулись с ними ненамного раньше, чем с австралийцами, и о культуре индейцев, живших до эпохи колонизации, известно очень мало. В отличие от своих дальних соседей, ацтеков и майя Мезоамерики, индейцы на землях будущих США не знали письменности, так что в распоряжении ученых есть только устные рассказы, записанные в основном уже в XIX веке. Скажем, Гайавата, в реальной жизни бывший не оджибве, как считал Лонгфелло, а мохоком – это один из первых известных нам религиозных деятелей Северной Америки, ученик не менее интересного Деганавиды. Но оба они жили, по-видимому, не раньше XV‒XVI веков[129], незадолго до появления европейцев, обосновавшихся на восточном побережье США в 1607 году. Ко времени прибытия белых история объединения ирокезов при Гайавате могла сохраняться в памяти еще живых очевидцев этих событий. О более раннем периоде судить можно только на основе поздних и не слишком точных преданий и, конечно, археологических раскопок.