Когда он вернулся, Махендорф уже ушел, а Габриельсен занял место за своим письменным столом.

– Что случилось? – не мог он унять любопытства и тревоги. – Махендорф выходил отсюда с таким видом, будто проглотил бочонок гвоздей.

– Я предпочел бы скормить ему эти гвозди по одному, – сказал Деймон. – А теперь провозгласи «Аллилуйя!». Вычеркни из реестра этого клиента.

Предсказание Деймона подтвердилось как нельзя более точно. Книга была опубликована, но отнюдь не первым издательством, в которое обратился автор. Главный редактор фирмы, издавшей первые романы Махендорфа, позвонил примерно через две недели после сцены в кабинете и сообщил Деймону о том, что рукопись лежит перед ним на столе.

– В чем дело? – спросил он. – Как получилось, что книга поступила к нам, минуя твое агентство? – Ты не поинтересовался об этом у автора?

– Поинтересовался.

– И что же он сказал?

– Назвал тебя старым пердуном, утратившим контакт с жизнью, и добавил, что уволил тебя.

– Ты читал рукопись? – смеясь, осведомился Деймон.

– Твоего мнения достаточно для того, – ответил редактор, – чтобы мы к ней не прикоснулись. Нашей страховки не хватит, чтобы покрыть иск, который предъявит по суду мистер Беркли. Кроме того, эта книга – вонючий кусок дерьма.

– Именно эти доводы я привел мистеру Махендорфу, мотивируя свой отказ иметь с ним дело в дальнейшем, – сказал Деймон. – А третья причина заключается в том, что мистер Махендорф сам по себе весьма неприятная личность.

– Об этом я тоже догадался, Роджер, – произнес редактор. – Но я хотел услышать эти слова от тебя. Спасибо. Рукопись мистера Махендорфа будет возвращена ему сегодня же вечерней почтой.

Книга увидела свет через полгода, и опубликовал ее тот самый издатель порнографии, который в свое время пытался соблазнить Деймона большим жалованьем. Автор и издатель стоят друг друга, с удовлетворением подумал Деймон, увидев сообщение о публикации. Литературные критики практически не обратили на книгу внимания, зато она пользовалась шумным успехом у желтой прессы, то есть у любителей слухов и сплетен. Через месяц после выхода книги в свет адвокаты Беркли предъявили иск Махендорфу и издателю на общую сумму в десять миллионов долларов. На следующий день после публикации статьи об иске в «Таймс» Деймон и Оливер Габриельсен скромно отметили это событие ленчем в отеле «Алгонкин».

Деймон не удивился, когда адвокаты Беркли попросили его выступить свидетелем на суде от имени их клиента. Более того, он этому обрадовался. Деймон не был человеком мстительным, но в случае с Махендорфом считал, что тот заслуживает наказания. Процесс шел медленно, и Деймон, с нетерпением ожидая своей очереди, следил за тем, что говорят другие свидетели. Отчеты о слушании дела ежедневно появлялись во всех газетах на самых видных местах. Адвокаты Беркли по каким-то лишь им известным соображениям хотели, чтобы Деймон свидетельствовал последним.

Когда его наконец пригласили в суд и привели к присяге, рассмотрение уже завершалось. Он избегал смотреть туда, где за столом в обществе адвокатов сидели Махендорф и его издатель. Деймону не хотелось видеть своего прежнего автора до того, как он даст показания, так как намеревался вести себя– спокойно, без злобы: опасался, что, увидев эту пакостную рожу, не сможет во время выступления подавить в своем голосе ненависть.

После рутинных предварительных вопросов, призванных установить для участников суда его личность и положение, адвокат Беркли спросил:

– Мистер Деймон, сколько лет вы были литературным агентом мистера Махендорфа?

– Шесть, – ответил Деймон.

– И вы представляли интересы мистера Махендорфа при продаже его двух первых книг?

– Да.

– Утверждают, что вы больше не выступаете в роли его представителя. Это действительно так?

– Да, это так.

– Могу ли я попросить вас рассказать суду, при каких обстоятельствах были прекращены ваши с ним отношения?

– Мне не понравилась его последняя книга. Она показалась просто отвратительной.

– Были у вас иные мотивы?

– Я предпочитал появиться в суде не в качестве ответчика, а как свидетель.

В аудитории послышался смех, и судья, призывая к порядку, стукнул молотком.

– Как вы считаете, почему у вас возникли подозрения, что в случае продолжения сотрудничества с мистером Махендорфом вы можете оказаться ответчиком?

Деймон задумался, и в его памяти возник последний разговор с мистером Греем.

– В этом случае я послужил бы проводником, кораблем или, если хотите, инструментом для продвижения в свет клеветнической книги и нес бы ответственность наравне с автором.

– Благодарю вас, мистер Деймон, – произнес адвокат. – Теперь свидетель ваш, – добавил он, обращаясь к своему коллеге, представляющему интересы противной стороны.

Адвокат печально покачал головой, и Деймон сошел с возвышения. Когда он проходил мимо Махендорфа, который что-то лихорадочно записывал, тот поднял голову и с искаженным от ненависти лицом прошипел:

– Это ты, сукин сын, вколотил последний гвоздь в крышку моего гроба. Подожди, я тебя еще достану!

– Трепещу, – усмехнулся Деймон.

Деймон заказал бармену третью порцию. Все, о чем он вспоминал, произошло три года назад. Суд вынес решение выплатить Беркли за моральный ущерб компенсацию в размере четырех миллионов долларов – два с автора и два с издателя. Суд же предписал арестовать все активы Махендорфа, а издатель порнографии объявил о банкротстве, закрыл свое дело и стал работать рекламным агентом в одном из самых одиозных журналов, где публикуются фотографии голых девочек. Махендорф пропал из поля зрения, хотя Деймон слышал, что он написал еще один роман, к которому никто не пожелал прикоснуться.

Три года – срок немалый. Но человек, сказавший: «Я тебя, сукин сын, еще достану за это», человек, не без основания полагавший, что превратился в парию в результате показаний Деймона на суде, является достойным кандидатом на включение в список профессиональных врагов.

Деймон занес имя Махендорфа на левую страницу своего блокнота.

Деймон задумчиво смотрел поверх стойки. Вдоль стены за ней тянулось длинное зеркало, в котором виднелось его отражение. Зеркало было старым, стекло потрескалось и потемнело, приобретя серебряный отлив. Деймону его лицо казалось далеким и бестелесным. Создавалось впечатление, что оно плавает в клубах какого-то зловещего тумана. «Если я и должен пить, – подумал он, – то это следует делать в более пристойном месте. – К последней порции он едва притронулся. – Вообще-то я не имею права транжирить деньги, – думал Деймон, – очень скоро они могут понадобиться мне все до последнего цента».