Рядом с ним у стойки бара тихо расселись покойники. «Чего вы желаете, леди и джентльмены? Стаканчик «Джека Дэниелса», разбавленного водичкой из фонтанов Лурда? Антуанетта, как смотришь на то, чтобы опрокинуть фужер морской воды, слегка сдобренной запоздалым раскаянием? А ты, старый дружище Морис, фонтанировавший Шекспиром? Не желаешь ли пирога с элем? А вы. мистер Грей, наверное, не откажетесь от порции коньяка, облагороженного эликсиром забвения? Это поможет вам забыть вашего торгаша-сына. Остались лишь вы, миссис Ларч. Вы живы и еще скачете где-то в Гэри, штат Индиана. Но в то же время вы, нарушив запрет, слоняетесь во сне среди могил. Не хотите ли испить бокал нектара в честь того утра плотских утех в нью-йоркском отеле? Или вы, может быть, предпочтете шампанское, чтобы отметить день рождения?»

Деймон потряс головой, отгоняя тревожные видения. Необходимо вернуться в страну живых. К Маквейну с его охотничьим ножом; к Шейле, наливающей за утренним столом кофе; к Элейн, сделавшей подтяжку и выкрасившей волосы в пурпурный цвет; к новому приятелю Элейн; к миссис Долгер, стоящей у духовки, в которой жарятся пироги; к лейтенанту Шултеру, бродящему меж убиенных евреев. К тому, кто требует от Деймона как можно быстрее составить список мужчин и женщин из реального, осязаемого мира, тех мужчин и женщин, которые могли бы войти в этот бар с намерением пристрелить Деймона.

– Может быть, желаете еще одно виски, мистер Деймон?

«Весьма соблазнительное предложение, – подумал мистер Деймон. – Весьма. Особенно в это время дня, в этом месте и в сложившихся обстоятельствах».

– Еще скотч, пожалуйста.

Меньше недели назад он был умеренно счастливым существом с хорошим здоровьем, довольным как своим браком, так и уютом собственного дома. Его уважали собратья по профессии, а он сам беспечно шагал в любую погоду по улицам Нью-Йорка, обращаясь к полицейским только для того, чтобы спросить дорогу. Всего пять дней назад время и сознание того, что одно поколение сменяет другое, следуя вечному и неизменному ритму, смягчали его воспоминания о тех, кто ушел из жизни. И вот человек, которого он никогда не видел, опустил в щель автомата монету в десять центов, набрал номер, и все могилы разверзлись. В результате он, Роджер Деймон, начал средь бела дня беседовать с призраками; узнал, что женщина, которую в свое время любил, уже десять лет как покоится на дне моря; встретил друга, называвшего его когда-то братом (встреча напомнила об одном из самых трудных моментов его жизни), пожал ему в знак примирения руку и пригласил на ужин, который так и не состоялся, потому что буквально через несколько минут после рукопожатия друг упал мертвым между сменами блюд в фешенебельном ресторане.

«Мисс Отис сожалеет». Популярная песенка. Она не может прийти на чай. Осмелится ли он теперь вообще пожать кому-нибудь руку? Может быть, потребовать, чтобы все щели в уличных телефонах заделали, а десятицентовые монеты изъяли из обращения? А может, следует ходить по улицам с повязкой на глазах, чтобы не видеть во плоти людей, давно превратившихся в прах? Может ли он дать себе приказ установить на сновидения цензуру? Кто он такой? Обычный агент, содействующий изданию книг, пьес и рассказов – той безобидной беллетристики, прочитав которую, для того чтобы перестать оплакивать гибель персонажа, достаточно перевернуть страницу? Или он агент неизвестной силы, посыльный смерти, одного прикосновения которой – реального или воображаемого – хватило, чтобы превратиться в пророка или, скорее, в бессознательного хранителя знаний о смертях и трагедиях, как прошлых, так и предстоящих?

Он превратился в медиума, стал своего рода эхолотом, настроенным на психические волны, проникающие в самые потаенные сны и обнаруживающие такие признаки смертельного распада, как тени давно погибших кораблей, слышащие затихающее эхо, которое может быть всем чем угодно: криком китов, болтовней рыбьих стай, пением дельфинов или шепотом русалок. Язык этих тварей был ему неведом, но он твердо знал, что они произносят лишь одно слово: «Берегись».

Он не был Гамлетом, и Призрак отца не поднимался из своей могилы, упрекая и призывая к мщению. Его отец купался в ярких лучах полуденного летнего солнца и манил сына к себе, держа в руке лошадку. Не был он и древним греком – спутником Улисса. Тени мертвых собратьев по оружию или родителей, лишенных радостей похоронного обряда, не тянули к нему рук из их последнего убежища в потустороннем мире.

Он был вполне современным человеком, проникшим в самые отдаленные уголки Вселенной, потомком ящеров и обезьян, существом, которое не зависело от благосклонности или враждебности богов или богинь, существом, верящим лишь в то, что видел, слышал, обонял, осязал и мог выразить в количественном виде. И вот теперь эта вполне рациональная личность чувствовала, что ее затягивает в холодное, укутанное туманом море некрофилии.

Он вспомнил дискуссию в студии Грегора. «Вы верите в экстрасенсов и в их предвидения?»

Я верю во все, что невозможно доказать.

А может быть, он, Деймон, не более чем дорожный указатель на пути в некий сверхъестественный Освенцим, где уничтожают людей, которых он когда-то любил и которые любили его, а заодно и тех, которые едва соприкоснулись с ним, шагая по жизни своим путем? Кто он, объект кары или ее орудие? А если он стал тем или другим, или ими обоими, то почему? Супружеская неверность? Несколько часов бесстыдного распутства? Зачатие бастарда? Самодовольство? Эгоистическое равнодушие к людским страданиям на всех континентах планеты? Кто диктует законы и каковы эти законы теперь, когда двадцатое столетие после смерти Христа приближается к своему завершению?

И какое сообщение лично для него скрыто во всех этих событиях? Кто в силах ему сказать? Что могут сообщить ему жена, друг или священник? Неужели детектив из отдела расследования убийств способен расшифровать тайный смысл загадки и на простом, грубом английском языке объяснить, в чем все-таки дело? Неужели на его спине, как на спине мертвого еврея, торговца драгоценностями, начертано: «Бери меня!»

Бармен поставил на стойку перед ним еще один стакан. Деймон не помнил, что заказывал выпивку, и его тронуло внимание этого человека. Сделав глоток, он подумал, что надо все же составить список для лейтенанта Шултера. С чего начать? Здесь необходима какая-то система. Он достал записную книжку, открыл ее и написал на левой странице: «Возможные враги – профессиональные», – а на правом листке: «Возможные враги – личные». «Теперь, – не без самодовольства подумал он, – я куда-то продвигаюсь. Во всяком случае, я уже имею две категории, как мог бы сказать Грегор».

Он отпил еще немного виски. Следует вспомнить, кто и когда открыто ему угрожал. Деймон поздравил себя с тем, что может мыслить столь четко и логично. Кандидат номер один. Он закрыл глаза, стараясь представить помещение суда. Его пригласили туда в качестве свидетеля по делу о диффамации. «Правда, только правда, ничего, кроме правды, да поможет мне Бог». Но Бог сам в течение тысяч лет являлся жертвой диффамации. Ответчика – клиента Деймона звали Махендорф. Это был темноволосый, тощий, моложавый человек с весьма дурным характером и с лицом, на котором читалась ненависть ко всему миру.